Валашский дракон - Светлана Лыжина

– А где же Луминица? – не выдержал Влад.

– Вот я к этому и веду, господин, – вздохнул Войко. – Я хочу, чтоб ты понял, как всё было. Люди Матьяша ведь никуда не делись, они стояли и смотрели, подчинится ли твоё войско королевскому повелению, а когда стало ясно, что все подчинились, люди Матьяша сказали мне и другим жупанам, что король желает позаботиться о твоей семье. Они указывали на Луминицу и спрашивали: «Это жена вашего государя?» Мы ответили правду: «Нет». Они спрашивали: «Это мать его сына?» Мы ответили: «Нет». Тогда королевские слуги забрали только маленького Влада, а Луминица осталась, но жить на моём попечении или на попечении кого-то из твоих бывших слуг она не захотела и попросила найти ей пристанище. Мы и нашли для неё такое, которое посчитали самым лучшим.

* * *

В этом скиту никогда не обреталось больше пятнадцати насельниц. Прятался он в крохотной долине среди гор, покрытых лесом. По склонам разрослись буковые чащи. Мягкие очертания крон, окутанные туманной дымкой, словно призывали к спокойствию и сдержанности.

Скит был выстроен из дерева, за многие лета и зимы потемневшего, местами даже позеленевшего. Верх колокольни, крыша самого храма и других построек – всё поросло мхом, и потому, глядя с высоты, обитель не сразу удавалось заметить. Лишь ограда, образуя четырёхугольник, необычную фигуру для природы, указывала – вот человеческое жильё.

Туда вела всего одна дорога, плохо наезженная, местами заваленная опавшими ветвями и сучьями. Наверное, в период снегопадов по ней и вовсе было не пробраться.

Ворота, тяжёлые, крепкие, оказались наглухо заперты. На стук сначала ответила сторожевая собака. Затем в правой створке открылось окошко и сестра-привратница, по лицу которой никак нельзя было понять, сколько ей лет, тридцать или все пятьдесят, спросила:

– Вам чего? Заблудились, что ли?

Она явно встревожилась, увидев, что за воротами не один человек, а несколько десятков конных.

– Мы приехали куда надо и по делу, – ответил Влад.

– Что за дело? – глаза монахини пытливо оглядывали незнакомца.

– Давнее.

– Что ещё за давнее дело?

– Мы вам оставляли кое-что на хранение. Теперь желаем забрать назад.

– На хранение? Ещё чего придумал!

– Настоятельница ваша про то знает.

Привратница помолчала немного и ответила:

– Погоди, – окошко закрылось, а через некоторое время, довольно продолжительное, отворилось вновь. – Матушка-настоятельница ничего не ведает о твоём деле, хотя она здесь двадцать два года пребывает.

Влад положил руку на край окошка, чтобы оно снова не закрылось. Рука в кожаной перчатке не боится оказаться защемленной.

– Куда лезешь! – закричала монахиня.

– Ты, видно, плохо изложила настоятельнице суть нашего дела.

– Что сказал, то я и передала.

– Наверное, мне следовало назвать своё имя. Ты ведь не знаешь, кто я?

– Руку-то убери!

– Я Влад, сын Влада, прозванного Дракул.

Женщина, потеряв терпение, уже принялась стучать кулаками по пальцам незваного гостя, но, услышав слово «дракул», то есть одно из наименований дьявола, отпрыгнула назад, будто обожглась.

Судя по голосам, доносившимся с внутренней стороны ворот, там собралось множество любопытных. Раз никто больше не мешал, Влад заглянул через отвоёванное окошко во двор. Насельницы, поняв, что на них смотрят, с охами и ахами бросились врассыпную.

Явилась суровая старуха с клюкой и, шествуя по двору, в сердцах говорила сестре-привратнице:

– Я знала, что добром это не кончится. Знала!

Гость, попытавшись развить свой успех, просунул руку в окошко уже до плеча. К сожалению, ворота делались толковым мастером, поэтому никак не удавалось дотянуться до засова. Насельницы, спрятавшись кто за угол хлева, кто за колодец, кто за поленицу, боялись даже подойти к воротам, не то что стукнуть чем-нибудь наглеца.

Лишь суровая старуха старалась не бояться:

– Тебе чего надо, гость незваный?!

– Может, пустишь? Сколько можно перед воротами держать?

– Ты не забывай, куда приехал! Греховодникам вроде тебя сюда хода нет!

Клюка – не сухие кулачки привратницы. Пришлось убрать руку, пока не попало.

– А я на постой и не напрашиваюсь, – ответил Влад. – Только заберу своё.

– Нет здесь ничего твоего!

– Как же нет? Если ты действительно в этом скиту давно пребываешь, то должна помнить, кого тринадцать лет назад привезли сюда мои люди, – возразил Влад.

– Помню! – настоятельница проговорила с вызовом. – Уж так просили принять, так просили… Мы приняли. Она несколько лет у нас жила, затем мы постриг совершили. У неё имя теперь другое, и жизнь другая, от тебя далёкая.

– Мне до этого дела нет. Отдавайте назад, что взяли.

– Назад? Ишь, прыткий! – возмутилась привратница. В присутствии «матушки» она вела себя куда смелее. – Имей почтение к святому месту! Да как ты дерзнул даже помыслить о таком? Да как твой язык не побрезговал произносить эту нечестивую речь? Совсем нет у тебя стыда и страха Божьего, иначе твои ноги сами унесли бы тебя отсюда!

– Меня Дракулом зовут не просто так, – перебил её князь Влад. – Если моё прозвище одно из имён дьявола, то как же мне ещё себя вести. Зато вы ведёте себя неподобающе – кричите и злословите. Если будете проявлять строптивость и давать волю гневу, то через меня накажет вас Господь. Ой, накажет… Вот что я вам посоветую. Явите образец христианской кротости и смирения, тогда спасётесь.

– И, правда, матушка, – привратница понизила голос, – ещё подпалят нас с четырёх сторон, а если не подпалят, так ворота порушены окажутся.

– Добром прошу. Впустите гостя, – продолжал Влад. Он-то понимал, его спутники не станут ничего рушить и поджигать даже по приказу. К счастью, страх делал своё дело – старуха-настоятельница подумала и торжественно провозгласила:

– Тебя одного пустим, а прислужники снаружи подождут. Ничего им не сделается.

Гость вошёл. Монахини и послушницы не хотели с ним говорить, лишь указывали рукой направление и сразу торопливо осеняли себя крестом.

Та, из-за кого в скиту начался переполох, ничего не знала. Она только что закончила стирку и теперь развешивала одежду сестёр на заднем дворе. Некоторые вскрики долетели и туда, но жарким летом, если развешиваешь мокрую одежду, нельзя отвлекаться, а то вещи, что лежат сверху в корзине, начнут сохнуть. После вынешь, развернёшь, а их как будто корова жевала. Чёрные рубахи, чёрные юбки, чёрные безрукавки и платки покачивались на верёвке. Осталось две корзины белья. Стирать и развешивать помогала ещё одна монахиня. Она вызвалась посмотреть, что за шум около ворот, но обратно так и не вернулась. Вместо неё пришёл некто другой.