Жнецы страданий - Екатерина Казакова

По чести говоря, когда плату приняли – от счастья души не чаяли. Тронулись дальше, налегке. И – чудо, право слово! – погода наладилась, дорога подсохла, и что ни ночь – тишина и благодать. Хоть бы волколак какой к кругу выполз – нет, тихо.

Еще через пару деньков Лесана поутру глаза продрала, а в лесу – солнышко, птицы заливаются, красота такая, что аж дух захватывает. Вроде и зелени еще нет – таяльник стоит, а тепло, как в конце весны. Девушка оделась, взяла котелок и пошла к ручью. Шла и радовалась – ни обоза, ни крикливого нудного купца, благодать…

Только за деревья шагнула – и от восхищения даже ахнула. Кругом, куда ни глянь, на проталинах подснежники. От такой красоты захватило дух. И как-то позабыла послушница, что девичьего в ней давно не осталось – волосы короткие, одета по-мужицки, говорит мало, жилистая, рослая, груди и той почти не видать под верхницей-то. Обо всем забыла.

В душе разом вскипело все девичье, что только могла пробудить весна. Лесана опустилась на колени и осторожно трогала жесткими пальцами нежные венчики, клонящиеся к холодной земле. Бывает же чудо такое!

И так она забылась, любовно поглаживая белые лепестки, что не услышала, как сквозь кусты ломится кто-то большой, сильный.

Отощавший медведь с выступающими под свалявшейся шерстью ребрами, ободранный и какой-то бесприютный – сам, поди, испугался, когда посередь бора нарвался на человека. Лесана знала, не тронь лесного хозяина – и он обойдет стороной. Но, разомлев от нежной красоты первоцветов и утратив за глупыми бабскими восторгами последний ум, она забыла обо всем, что знала и чему учили. Увидела здорового зверя, вспомнила первого своего оборотня, а про то, что ныне утро и Ходящие спят, забыла вовсе.

Завизжала так, что птицы смолкли, а медведь обиженно заревел и поднялся на задние лапы. Тут уж знатная воительница не оплошала – так несчастному зверю Даром промеж ушей вдарила, что он рухнул, будто все кости разом переломились.

На вопли, рев и треск кустов прибежал Клесх. В одном сапоге. Оглядел поляну – цветы, девку, медвежью тушу… Лицо ладонями потер и спросил:

– Что ж ты, окаянная, орешь так, будто мужика голого встретила и ссильничать на радостях собралась!

– Дак он поднялся, – виновато ответила девушка.

– Вона что, – с напускным пониманием протянул крефф. – А зевала ты так, словно тут погост поднялся среди бела дня. Ну, чего смотришь? Шкури теперь.

Обдирая огромную тушу посреди поляны первоцветов, Лесана на чем свет стоит костерила и себя, и свою любовь к подснежникам, и Клесха, и медведя. А наставник потом целую седмицу ее поддевал, спрашивая, не ошибся ли он, увидев в ней ратоборца, не надо ли ее отдать на вечное вразумление лекарям?

Поэтому, когда они остановились на отдых в Елашире, Клесх, у которого слово редко расходилось с делом, всучил выученицу тамошнему целителю со словами: «Она у меня травы полюбила. Погоняй ее по припаркам да кореньям. Пусть ум потрудит. А то он ей частенько отказывать стал».

Как же велико было Лесанино удивление, когда к исходу второй седмицы (выученица тогда затвердила едва не пять целительских свитков) крефф протянул ей крохотное зеркальце в берестяной оправе. Послушница взяла безделушку как нечто незнакомое. Покрутила, увидела искусно выжженный на бересте подснежник, будто настоящий. Залилась жгучей краской и вскинула глаза на Клесха. А тот со вздохом ответил на немой вопрос, застывший в синих глазах:

– Забываю иной раз, что девка ты.

Она потом весь вечер украдкой глядела на себя и не узнавала…

В зеркальце отражалось незнакомое ей лицо: худое, с острым подбородком, резкими скулами, морщинкой между тонкими бровями, с колючим взглядом исподлобья и жестко поджатыми губами. Эта незнакомая девка смотрела угрюмо и настороженно. Хотя какая девка!.. Не было у ней ничего от девки.

Лесана убрала зеркальце глубоко в заплечник, переложив холстинами, и больше не доставала. Ей не понравилась та, кто в нем отражалась.

Тяжелые створки ворот медленно расходились в стороны.

Знакомый каменный двор. Столбы вдоль высоких мшистых стен, колодец… Северная башня, занозой вонзающаяся в светлое весеннее небо. Холодное нагромождение камня, гулкое эхо, мрачные провалы узких окон.

Лесана не видела все это три года. Но за столько времени тут ничего не изменилось. Даже показалось, будто и не было тех лет. Помстились. И снова она – юная выученица, и снова впереди все… Даже голова закружилась. А потом вдруг попустило, и девушка с опозданием увидела, что на колодце новая деревянная крышка, сверкающая на солнце смолистой древесиной, что подновлено крыльцо и переложен всход в Башню целителей, что выученики, снующие по двору, ей незнакомы и все они – гораздо младше.

Пожалуй, это-то и было самым дивным. Послушники с любопытством оглядывались на въехавшую во двор незнакомую выученицу ратоборца. Сразу видно, из старших: лицо жесткое, в глазах ледяное спокойствие. Такую ножом пырни, она и не вздрогнет.

Направляя лошадь через двор к конюшням, девушка смотрела по сторонам. Все казалось забытым и хорошо знакомым одновременно, близким и невыразимо далеким. Так бывает во снах, когда ты оказываешься там, где отродясь не бывал, но при этом знаешь, куда идти, и будто бы уже видел все это, просто не помнишь когда.

У конюшен суетилось порядком народу: двое выучеников из молодших чистили лошадей, один чинил старую повозку, другой, обходя новоприбывших, тащил мешок с овсом.

Клесх уже спешился, когда Лесана обернулась и увидела, что у дверей стойла стоит к ней спиной высокий мужчина в сером облачении колдуна. Широкие плечи, в волосах проблескивает седина, движения выверенные, скупые.

Девушка тронула пятками свою кобылку и направилась к нему, зная, чье лицо сейчас увидит, собираясь с духом и понимая, что не дрогнет, нет.

– Эй… – негромко позвала она.

Мужчина обернулся. Скуластое худое лицо. Темная щетина на подбородке и скулах. Тяжелый взгляд. Бледная кожа.

Обозналась.

Незнакомый ей молодой обережник поставил ногу в стремя, одним движением забросил себя на спину коню и сказал, проезжая мимо новоприбывшей:

– Поэйкай мне.

Она хмыкнула и заставила свою кобылицу переступить с ноги на ногу, давая дорогу. А не то бы чиркнули стремя о стремя.

Лесана спешилась, думая о том, что ей, видно, на роду написано не ладить с колдунами.

Впрочем, он уехал, и она тут же о нем позабыла. Были дела поважнее.

…Через пол-оборота, поднимаясь из мыльни, переодетая в чистое, с еще сырыми волосами, девушка торопилась по коридору к наставнику. Он велел время попусту не терять, смыть с себя дорожную пыль и сразу идти к нему. Нэд и другие креффы ожидали. Все старшие послушники, одногодки Лесаны, уже были опоясаны и разъехались кто куда. Ныне же станет ясно, опояшут ли выученицу Клесха. Получит она облачение ратоборца или так и запомнится здешним стенам Счетоводом Дур.