Божьи воины - Анджей Сапковский

Он осекся, взглянул на Зеленую Даму и Рейневана, словноудивившись, что они все еще здесь. Насупился.

— Я должен...

— Ничего ты не должен, — резко прервала Зеленая Дама. — Явсе беру в свои руки. Забираю его и тотчас же уезжаю.

— И не заночуешь? До Шёнау немалая дорога...

— Выезжаю немедленно. Прощай, господин Ян.

Зеленая Дама спешила, принуждала свою свиту спешить. Онинаправились на север, к скалам и взгорьям. Ехали быстро, поглядывая назатянутый впереди туманом массив Слёнзы, а позади — синие Рыхлебы и Есёники.Рейневан ехал в конце кавалькады, не очень зная, куда и зачем. Он еще не остыл.

Однако ехали недолго. Зеленая Дама неожиданно приказалаостановиться. Кивком пригласила Рейневана ехать за ней следом.

У подножия взгорья стоял каменный покаянный крест. Обычнотакие кресты вызывали у Рейневана ассоциации, побуждали к размышлениям. Сейчаскрест ничего не вызывал и ни к чему не побуждал.

— Слезай!

Он послушался. Она встала перед ним, ветер рвал ее плащ,облеплял фигуру.

— Здесь мы расстанемся, — сказала она. — Я еду в Стшелин,оттуда домой, в Шёнау. Твое общество нежелательно. Понимаешь? Управляйся сам.

Он кивнул головой. Она подошла, вблизи заглянула ему вглаза. На одно лишь мгновение. Потом отвела взгляд.

— Ты соблазнил мою дочь, паршивец, — сказала она тихо. — Ая... Я, вместо того, чтобы дать тебе по морде и проявить презрение, вынужденакраснеть. И мысленно быть тебе благодарной за... Знаешь, за что. О, ты тожекраснеешь? Прекрасно. Как-никак какое-то удовлетворение. Слабое, но все же...

Она прикусила губу.

— Я Агнес де Апольда. Супруга чесника Бертольда Апольды.Мать Ютты де Апольда.

— Я догадался.

— Лучше поздно, чем никогда.

— Меня интересует, когда догадалась ты.

— Раньше. Но меньше об этом.

— Тебе благоприятствует удача, — заговорила она. — Тыпрямо-таки классический пример избранника судьбы. Но прекрати искушать лихо.Беги. Исчезни из Силезии. Лучше всего навсегда. Здесь ты не в безопасности.Биберштайн не был единственным твоим врагом, их у тебя здесь много. Рано илипоздно кто-нибудь из них схватит тебя и прикончит.

— Я должен остаться, — прикусил он губу. — Я не уеду, покане встречусь с...

— С моей дочерью? — Она опасно прищурилась. — Запрещаю.Сожалею, но я не одобряю этой связи. Ты для Ютты неподходящая партия. ЯнЗембицкий действительно лишил тебя всего и все отнял, но я не такаярасчетливая, как Биберштайн, я согласилась бы на зятя бедного, богатого толькосердцем, так пусть же любовь торжествует в шалаше. Но я не позволю дочерисвязать себя с преследуемым изгнанником. Ты сам, если в тебе есть хоть крохапорядочности, а я знаю, что есть, не допустишь, чтобы твои враги добрались потвоим следам до нее. Не подвергнешь ее опасности и риску. Подтверди.

— Подтверждаю. Но я хотел бы... я желал бы...

— Не желай, — тут же прервала она. — Это бессмысленно.Забудь о ней. И дай ей забыть. Ведь уже два года, парень. Я знаю, тебе будетбольно, но я скажу: у времени огромные способности вылечивать. Стрела Амура,бывает, пойдет глубоко. Но и такие раны заживают со временем, если их небередить. Она забудет. Возможно, уже забыла. Я говорю это не для того, чтобыранить тебя. Наоборот, чтобы облегчить. Тебя гнетет мысль об ответственности,об обязанности. О долге. У тебя нет никаких долгов, Рейнмар. Ты свободен отобязательств. Возможно, я буду прозаичной до боли, но что здесь поэтизировать?То, что вы переспали друг с другом, — незначительный эпизод.

Он не ответил. Она подошла к нему. Очень близко.

— Встреча с тобой, — шепнула она, осторожно коснувшись егощеки, — встреча с тобой была удовольствием. Я буду ее помнить. Но не хотела быникогда больше тебя встречать. И видеть. Никогда и нигде. Это ясно? Ответь.

— Ясно.

— На тот случай, если тебе что-нибудь придет в голову, знай:Ютты нет в Шёнау. Она уехала. Расспросы тамошних или окрестных жителей ничегоне дадут. Никто не знает, где она сейчас. Понял?

— Понял.

— Значит, прощай.

в которой Рейневан — благодаря некоему анархисту — наконецвстречается со своей возлюбленной.

Проходящая мимо корчмарка глянула вопросительно, указавглазами на пустой кубок. Рейневан отрицательно покачал головой. Ему больше питьне хотелось, к тому же пиво было не из лучших. Говоря прямо, оно было скверным.Как и предлагаемая тут еда. Тот факт, что здесь останавливалось много гостей,можно было объяснить только отсутствием конкурентов. Сам Рейневан остановилсяздесь, в Тепловодах, узнав, что следующий трактир будет лишь в Пшежечине уВроцлавского тракта. Однако до Пшежечина была миля с гаком, а дело шло квечеру.

«Мне нужна чья-то помощь», — подумал он.

Около часа он анализировал ситуацию и пытался разработатьболее или менее приемлемый план действий. Всякий раз приходя к выводу, что безпомощи ему не обойтись.

Расставшись с Агнес де Апольда, Зеленой Дамой, и преодолеввызванную ее словами подавленность, он поехал в Подвоевцы. То, что он тамзастал, удручило его еще больше. Хозяину, которого князь Ян Зембицкий посадилна конфискованные у Петерлина земли, вполне хватило неполных двух лет, чтобыизвестную и процветающую сукновальню развалить до тла. Никодемус Фербругген,фламандский мастер-красильщик, уехал, оказывается, куда-то в Великопольшу, не всилах перенести издевок. На счетах князя Яна прибывало записей. «Придет время,— скрежетнул зубами Рейневан, — придет время расчетов, милостивый князь. Времяотчитываться. И расплачиваться. Однако пока что мне нужна помощь. Без помощи яне сделаю ничего».

В углу, склонившись над кубками, сидели два невзрачныхчеловека. Одеты они были просто и бедно, но слишком чисто для обычных бродяг,на их лицах не было следа, свидетельствующего о постоянном недоедании. У одногобыли очень кустистые брови, у второго румяная и блестящая физиономия. Оба былив капюшонах. Оба, заметил Рейневан, часто — слишком часто — поглядывали в егосторону.

Мне нужна помощь. К кому обратиться? К канонику ОттонуБеессу? Для этого надо ехать во Вроцлав, а это рискованно.

В Бжег, к духовникам? Сомнительно, чтобы они его ещепомнили, минуло пять лет с того времени, когда он работал в госпитале. Крометого, у Биркарта Грелленорта могли и там быть глаза и уши. Так, может, поехатьв Свидницу? Юстус Шоттель и Шимон Унгер, знакомые Шарлея из печатни наКрашевской, наверняка помнили его, он четыре дня помогал им при работе наднепристойными картинками и гравюрами.