Очерки истории средневекового Новгорода - Валентин Янин

Таким образом, на рубеже XI/XII вв. мы наблюдаем отсутствие границы между этими зонами, а в 1137 г. наличие подконтрольной князю погостской системы в Заволочье, где позднее существовал совершенно иной порядок сбора доходов в новгородскую казну. Между тем имеется еще один хорошо датированный текст, отразивший этот новый для Заволочья порядок.

Имеется в виду берестяная грамота № 724, найденная в 1990 г. при раскопках на Прусской улице и относящаяся к 1161–1167 гг., предпочтительно – к зимним месяцам 1166/1167 г. Поскольку она неоднократно публиковалась в оригинале,[837] здесь она приведена в переводе А. А. Зализняка: «От Саввы поклон братьям и дружине. Покинули меня люди; а надлежало им остаток дани собрать до осени, по первопутку послать и отбыть прочь. А Захарья, прислав [человека, через него] клятвенно заявил: «Не давайте Савве ни единого песца с них собрать. [Я] сам за это отвечаю». А со мною по этому поводу сразу вслед за тем не рассчитался и не побывал ни у вас, ни здесь. Поэтому я остался. Потом пришли смерды, от Андрея мужа приняли, и [его] люди отняли дань. А восемь [человек], что под началом Тудора, вырвались. Отнеситесь же с пониманием, братья, к нему, если там из-за этого приключится тягота ему и дружине его».

Если данник Савва в других источниках не известен, то имена двух персонажей этого письма легко отыскиваются в летописи: Захария, бывший посадником с 1161 г. и убитый во время направленного против него восстания в 1167 г., и Андрей – суздальский князь Андрей Боголюбский, чьи люди забрали причитающуюся Новгороду дань. Лаврентьевская летопись сообщает, что за Волок зимой 1166/1167 г. ходил сын Андрея Боголюбского Мстислав.[838] Следует обратить внимание на то, что отраженные грамотой № 724 события послужили возможным прологом к знаменитой битве новгородцев с суздальцами, вызванной, как известно непрекращающимися столкновениями из-за даней за Волоком.

Описанная в письме Саввы ситуация типична для середины XII – начала XIII вв., когда северные дани были предметом острого спора между Новгородом и Суздалем. В 1149 г. новгородские данники отправились в поход «в мале»; узнав об их малочисленности, Юрий Долгорукий отправил против них князя Берладского с воинами[839]. В 1169 г., когда Даньслав Лазутинич с новгородской дружиной пошел за Волок собирать дани, «присла Андреи пълкъ свои на нь, и бишася с ними, и беше новгородьць 400, а суждальць 7000; и пособи Богъ новгородцемъ, и паде ихъ 300 и 1000, а новгородьць 15 муж; и отступиша новгородьци, и опять воротивъшеся, възяшя всю дань, а на суждальскыхъ смьрдехъ другую»[840]. В 1219 г. «поиде тоя зимы Сьмьюнъ Еминъ въ 4-хъ стехъ на Тоимокары, и не пусти ихъ Гюрги, ни Ярослав сквозе свою землю»[841]. Грамота № 724 повествует о сходном конфликте.

Не возникновение ли в Заволочье этой перманентно опасной для нормального функционирования фискальной системы обстановки побудило ликвидировать там погостскую систему и перейти к использованию для сбора дани вооруженных дружин?

Между прочим грамота № 724 имеет текст и на обороте, который начинается словами: «А сельчанам своим князь сам [по внешнюю сторону] от Волока и от Мсты участки дал» и, следовательно, свидетельствует о некоторых мероприятиях по реорганизации системы эксплуатации окраинных территорий Новгородской земли при князе Святославе Ростиславиче (1158–1160, 1161–1167 гг.). Коль скоро грамота № 724 отражает существование нового порядка, отличного от декларированного в уставе 1137 г., возможно предположить, что реорганизация административной системы Новгорода, принявшей тот вид, который фиксирован документами XIII в., совершилась в хронологических рамках середины XII в.

воеобразие политического устройства Новгорода, тесные культурно-исторические и торговые контакты с европейскими странами не могли не сказаться на его культурном уровне. Республиканские формы государственного устройства способствовали ярчайшему развитию творческой инициативы новгородцев, выраженной, в частности, в широком распространении грамотности во всех слоях средневекового общества, что кажется беспрецедентным для эпохи, привычно определяемой как мрачное средневековье. Открытие в Новгороде средневековых текстов, написанных на березовой коре, принадлежит к числу высших достижений российской археологии XX столетия. Оно навсегда опровергло бытовавшее в научной литературе и общественном сознании убеждение о тотальной безграмотности основного населения средневековой Руси; предполагалось что грамотными были священнослужители и князья, причем далеко не все.

Грамотность. За прошедшие с находки первой берестяной грамоты десятилетия их число в Новгороде достигло 961 экз. (на 2007 г.). Подсчеты, основанные на характеристике культурного слоя Новгорода, позволяют утверждать, что в его почве сохраняется не менее 20000 подобных документов, написанных людьми самого разнообразного социального положения – боярами и крестьянами, ремесленниками и купцами. Среди них немало текстов, написанных женщинами, что для средневековья является наиболее чутким индикатором высокого культурного уровня общества. Очевидно, что приведенная выше цифра – лишь ничтожная доля того, что было написано на бересте в средневековом Новгороде: большинство таких писем сгорело в огне частых пожаров и в печах.

Кроме Новгорода тексты на бересте были найдены еще в 10 древнерусских городах. При этом число новгородских грамот почти в 10 раз превышает суммарное количество берестяных грамот, найденных во всех остальных вместе взятых городах (данные на 2007 г.):

Редкость берестяных текстов в других городах и их обилие в Новгороде является не только результатом масштабных раскопок в Новгороде, систематически ведущихся с 1932 г. Высокий уровень грамотности Новгорода обеспечивался особенностями политического строя этого города и государства. Для массового развития грамотности особое значение имело постоянное обновление главных государственных должностей, происходившее каждый год. Оно вынуждало новгородских землевладельцев концентрироваться в самом Новгороде. Если бы новгородский землевладелец постоянно жил в своей вотчине, он оказался бы вырванным из системы перманентной борьбы за власть, утратил бы и влияние, и возможности быть избранным. Он был, таким образом, центростремителен. Напротив, в центрах безраздельной княжеской власти феодал, чтобы обрести относительную самостоятельность, стремился в вотчину, где в отдалении от центральной власти он обретал большую свободу действий. В частности, подобный процесс формировал и удельную раздробленность Руси, не затронувшую в силу указанной особенности Новгородской земли. Иными словами, нигде на Руси не было столь последовательного разделения землевладельца с его землевладением, которое требовало от него постоянной заботы. Ему надо было отдавать распоряжения своим управляющим, получать от них отчеты о сельскохозяйственных работах, сведения о видах на урожай, наконец – о доходах от своего владения. Берестяные письма XIV–XV вв. в заметной части связаны с этими заботами. Но переписка требует грамотности не только господина, но и его слуг. И среди писем указанного периода немало написанных крестьянами и содержащих разнообразные жалобы, в то числе и на действия господских управляющих. Я касаюсь особо этого вопроса, чтобы показать, как опосредованно проявляется воздействие форм государственного устройства на культуру. Как бы то ни было, но новгородец в своей массе был грамотнее русских людей из других областей Руси.