Главный бой - Юрий Никитин

Владимир крикнул, с трудом переводя дыхание:

— Спасибо, что подсобил!.. Ты кто?.. Я не видел тебя внашей дружине!

Огромная голова медленно повернулась в его сторону. Владимирожидал услышать низкий могучий рев, но всадник ответил чистым гортаннымголосом, словно клекотал молодой орел:

— Я не успел.

— Но ты кто?

— Я — Сосланбек из рода Сиявушей Сархан-огли. Ядолжен быть явиться к киевскому князю и отдать ему меч…

Всадник на рогатом коне и второй, который прорубался в Киев,спросили в один голос:

— Добрыню встретил?

— Добрыню, — ответил витязь с топором. — Выего знаете?

Всадник на рогатом коне сказал с достоинством:

— Да будет тебе ведомо, что тебя одолел самый знатныйвитязь северных земель. Никто и никогда еще не устоял перед ним!

Сзади нарастал крик. Кияне, ведомые Автанбором и Мирантом,вытеснили печенегов из города. Печенеги отступали, их рубили, кололи и секлисемь богатырей, что явились в разгар боев. За богатырями бежали, разъяренные, сраспахнутыми в крике ртами мужики с топорами и вилами.

Владимир в страхе и раздражении дернулся: вместе с этимиополченцами шел в длинной белой рубахе до колен верховный волхв. В могучихруках Белояна вращалось как крылья мельницы огромное бревно. С нечеловеческимревом он двигался на пару шагов впереди остальных. Каждый удар сокрушалнесколько человек. В Белояна метали стрелы, но наконечники лишь пятнали белуюрубаху кровью, а дальше то ли запутывались в шерсти, то ли не могли сильнопоранить твердое как дерево мясо, а сами крохотные медвежьи глазки надежноупрятаны в щели между нависающими надбровными дугами и высокими скулами.

Рев был страшен тем, что не медвежий, кто не слыхалмедвежий, но и не человеческий. Он ревел настолько страшно, что кровьобращалась в лед, а человек застывал, как лягушка при виде змеи. Страшноебревно сокрушало головы, разбивало грудные клетки вместе с доспехами, калечилоконей, выбивало всадников из седел сразу по трое-четверо.

Владимир пошел прорубать дорогу в ту сторону. Оба мечаработали, как две косы на созревшей ниве. С ревностью воина видел, что отпростого бревна убитых и покалеченных больше, чем от двух благородных мечей, апросто волхв, хоть и верховный, может стяжать славу больше, чем он, великийбоец…

Опомнившись, напомнил себе, что он не воин, а великий князь,который должен бдить. Остановился, дал нагнать запыхавшимся дружинникам, числомих стало меньше, а оставшихся забрызгало кровью так, словно полдня мокли вкровавом озере.

Уже без тупой ярости пробились к Белояну. Владимир заоралпредостерегающе:

— Эй!.. Негоже волхву браться за немудреное орудиепростых людев!..

Белоян вздрогнул, но все еще продолжал бросаться в бой, покау него не повисли на руках. Бревно рухнуло на красную от крови землю. Подногами бежали красные ручейки теплой дымящейся крови.

— Позор, — строго сказал Владимир. — Негоже…Нелепо!.. Недостойно. Мы правители этой земли, а не… Ты мне скажи, что заогненное чудище ты вызвал?.. Ну, которое потоптало этих булатных как пьяныйсмерд топчет глиняные свистульки?

Грудь волхва, похожая на заросшую густым мхом каменнуюплиту, с треском поднималась и опускалась. Внутри хрипело и трещало, шерсть наморде кое-где слиплась от крови. Одежда в лохмотьях, Владимир не мог оторватьвзора от могучей груди, где выпуклые плиты мышц вздымались гордо и красиво. Стакими стоят статуи богов в Царьграде, разве что на мраморе не видать, стольколи шерсти у ихних богов…

— Если… бы… — прохрипел Белоян. — Если бы… я…

Владимир оглянулся, словно ожидал увидеть огненный столбснова. Сеча продолжалась по всему полю. Рослые герои на таких же великанскихконях упорно истребляли печенежское войско, что впервые не наступало, а неумелооборонялось.

— А кто же?

— Не… знаю…

— Потому и бревно схватил? — спросил Владимирраздраженно. — Тоже мне волхв!

— Как и ты, князь, — выдохнул Белоян. — Некняжеское дело мечом махать…

— Князь должен идти впереди войска!

— На Востоке правитель всегда погавкивает с холма, чтоповыше и подальше.

— А мы рази Восток?

Набежали мужики с топорами. Обогнули их, как река огибаетскалы, понеслись за Автанбором и подоспевшими героями, теснили степняков,пользуясь их растерянностью.

— Мы всё, — отрезал Белоян. — Мы всё насвете!.. И Восток, и Запад, и Юг, и Север, и еще что-нибудь неведомое. Не знаю,откель взялся этот огненный… Он кричал «Табитс», а это имя, как я слыхивал отдревних волхвов, носил старший бог скифов. Было такое неведомое племя. Жило наэтих землях… С половины мира полюдье брало!

— И куда делось такое огромное?

Белоян развел руками:

— Не ведаю…

— Тогда ведаю я, — ответил Владимир быстро. Онпоглядывал то на поле битвы, то на волхва. — Этот Табитс признал нассвоими потому, что узрел в нас скифов. Не померли же все скифы разом?Переродились в славян! Вот Табитс почесал репу, подумал, прикинул, кто емуроднее: печенеги аль мы, русичи, и встал на нашу сторону. Так что скифы мы,понял? А когда надо, то и вовсе гунны.

Крики и звон оружия отдалились. Уже на два полета стрелыполе покрылось трупами. Кровь бежала жаркими ручьями, скапливалась в низинах.Сапоги промокли, подошвы чавкали, отрывая пласты вязкой земли с комьямисворачивающейся крови. Огромная серая масса печенегов таяла, как снежная кучапод лучами мартовского солнца.

Из-за холма, с вершины которого ханы наблюдали за сражением,на рысях выметнулись свежие отряды печенегов. Во главе неслись хорошовооруженные всадники. Владимир быстро окинул взглядом свое войско, посереллицом. Доселе Жужубун бросал в бой простой народ, его много, а отборные войскаберег, сейчас же, когда на стороне киян остались лохмотья от дружины да толпамужиков с топорами и вилами…

— Стоять насмерть! — заорал он люто. —Мертвые сраму не имут! Бежавшим — стыд и поношение…

— Стоять! — пронеслось по разношерстномувойску. — Стоять!.. Стоять насмерть… Мертвые сраму…

Вперед выехали богатыри из старшей дружины, все воеводы ибояре, способные держать в руках оружие, а также все герои, явившиеся свесточкой от Добрыни. Молча ждали, угрюмо и отрешенно вспоминали кто родных,кто женщин, кто богов, а земля уже дрожала и качалась под копытами тысяч коней,от грохота не слышно соседа, а пыльное облако закрыло скачущих печенегов.

Внезапно левый край скачущих степняков смялся, будто по немуударили гигантским молотом. Владимир не верил глазам: там их опрокидывали,рубили, кололи, топтали, истребляли десятками и сотнями два яростных героя, чьилица были темными, а над ними висели призрачные облака.