Давай никому не скажем - Агата Лель

— Хорошо, мне нечего скрывать. Я не знаю, что тебе известно, но уверена, что этот «кто-то» явно не мой доброжелатель. Я уехала из Москвы, потому что у меня не было выбора. Если бы я осталась, то могла угодить за решётку…

— Что? — он нахмурился, явно не ожидая услышать что-то подобное.

— Эта ситуация… я до сих пор себя за неё корю, — вздохнула, подбирая слова. Как же трудно обнажать душу. — Когда я жила в Москве, то помимо учёбы подрабатывала репетитором английского в обеспеченных семьях. Преподавала язык маленьким детям, зачастую дошкольного возраста. Юлия Львовна наняла меня для своей средней дочери, мы отлично поладили и с девочкой, и с ней самой. Узнав, что мне некуда податься после университета, Юлия Львовна пообещала поговорить со своим мужем — директором элитной частной школы. Андрей Дмитриевич с радостью принял меня на должность, и несколько месяцев всё было просто прекрасно. Я работала в школе и в свободное время продолжала преподавать детям, включая дочь Заболоцких. Но потом… Андрей Дмитриевич начал уделять мне недвусмысленные знаки внимания, — Ян нахмурился, опустив глаза. — Нет, нет, не подумай, он не домогался меня, не лапал, ничего такого! Просто предлагал подвезти до дома, приглашал в свой кабинет выпить вместе чаю, приносил цветы, якобы за хорошую успеваемость учеников. Мне было очень неудобно, я понимала, к чему он клонит, но оборвать его резко не могла, потому что боялась вылететь с работы…

Ян внимательно меня слушал, но взгляда старательно избегал: накинув на голову капюшон толстовки, вытряхнул из пачки сигарету. Вставив фильтр в зубы, щёлкнул зажигалкой и, прикрыв огонёк ладонью, глубоко затянулся.

— Пойми, это место было моим единственным шансом заработать хоть что-то. Благодаря подработке у них я могла откладывать на собственное жильё, откладывать больше, чем мог бы себе позволить обычный рядовой учитель. Я тактично принимала его ухаживания, но близко не подпускала, надеясь, что он сам всё поймёт и в конце концов отстанет. Но он не унимался, наоборот, моя холодность его будто распаляла — намёки становились откровеннее… Когда он будто бы невзначай положил руку на моё колено, я всерьез начала подумывать о том, что придется всё-таки менять место работы, всё стало заходить слишком далеко, но предпринять ничего не успела: Юлия Львовна откуда-то обо всём узнала, и при следующей встрече заставила написать заявление об уходе. Более того, она хотела, чтобы я вообще покинула Москву, настаивала и угрожала! Боялась, что вне стен школы нам будет ещё проще крутить, как она выразилась — шашни за её спиной.

— Бог мой, и ты послушалась? Если у тебя с её мужем ничего не было, могла бы просто послать её куда подальше! — горячо возмутился Ян.

— Я бы так и сделала, но она пригрозила, что если я не уеду, она посадит меня за украденные серёжки с бриллиантами. Юлия Львовна — авторитетный столичный судья, если бы она захотела…

— Ты что-то у них украла?!

— Господи, ну конечно нет! Но кто я, а кто она? Я сильно испугалась, собрала вещи и через несколько дней вернулась домой. Дура, я знаю, надо было сразу послать Заболоцкого с его цветами, но я искренне надеялась, что история не зайдёт так далеко. Что он охладеет, а я останусь работать в школе. Увы, всё закончилось… так, как закончилось. Я здесь, — выдохнула, закончив нелёгкое повествование. Кусая от волнения губы, заглядывала ему в глаза и ждала, что он ещё скажет, какие выводы сделает.

Он сделал последнюю затяжку, и щелчком отбросил сигарету.

— Да уж… Твоя версия сильно отличается от той, что мне передали.

— Я не вру! Клянусь!! Это чистая правда!!! — с жаром выкрикнула я, смахивая набежавшие слёзы обиды.

— Тише, тише, я тебе верю, ты чего? — он прижал меня к себе, спасая от беспощадных порывов ветра. — Я с самого начала знал, что это какая-то лажа. Но пойми, я должен был узнать наверняка, от тебя, лично.

— Я понимаю… Я честна с тобой, была и буду! — шмыгала в ткань его толстовки, испытав невероятное облегчение.

Кусты зашуршали, послышались смешки вперемешку с матерными словечками.

Едва я успела отпрянуть от Яна, как на пятачке появились мальчишки из 11 «А». Раскрасневшиеся, в спортивных костюмах, в руках сигареты.

Увидев нас, застыли, бросая косые взгляды друг на друга.

— Здра-асьте, — нестройно пролепетали, переминаясь с ноги на ногу.

— Если ты ещё будешь тут курить во время моего урока — доложу директору! Понял меня, Набиев? И это всех касается, — обвела рукой остолбеневших мальчишек и, гордо задрав подбородок, направилась к протоптанному лазу в кустах.

— Яна Альбертовна, а… — Ян подёргал себя за толстовку, показывая пальцем на меня. Он едва сдерживал смех.

Вот чёрт! Я же в его куртке!

— И куртку свою забери! — скинула с плеч кожанку и, повесив ту на облысевший куст, поспешила ретироваться.

Какой позор! Надо было же было так глупо попасться!

Хорошо, что там остался Ян, он что-нибудь обязательно придумает.

Содной стороны, мне было стыдно, что он узнал о Заболоцком, а с другой, с души будто бы свалился тяжкий груз. Теперь я полностью перед ним чиста. Даже дышать стало легче! Эта история в прошлом, больше мне нечего от него скрывать.

В приподнятом настроении поднялась к кабинету, и увидела разъярённую Эмму Валентиновну. Прямая, как палка, она стояла у окна, враждебно нахмурившись.

— Яна Альбертовна! Почему вот уже половину урока дети сидят одни? Где вы ходите?

— Догоняла убежавшего ученика, — обошла директрису и взялась за ручку двери.

— И где же он?

— Не догнала, — захлопнула дверь перед её носом.

Курага что-то возмущённо заквохтала, но я её уже не слышала.

Роман Алексеевич негодовал! Нет, он был в бешенстве этим утром!

До боли в суставах сжимая руль, мчался к дому этой умалишенной алкоголички Галины. Что он только не вытворял мысленно с этой сумасшедшей бабой, и самое безобидное — это пинок под зад. Ему хотелось её придушить, столкнуть с моста в реку, отправить в какую-нибудь Тьмутаракань без обратного билета. Всё, что угодно, лишь бы больше никогда не слышать её и не видеть!

Только-только он начал спать ночами без ударной дозы алкоголя, только начал забывать о том недоразумении со свалившейся на голову «дочерью», как вдруг эта чеканутая позвонила вчера в конце рабочего дня. И ведь хватило же наглости снова замаячить на горизонте! Блеяла что-то на счёт оставшейся суммы, мол, просила одну, а получила в половину меньше. Теперь, видите ли, ей понадобилось ещё десять миллионов, а иначе грозилась поднять шум, написать в газету о подноготной кандидата в мэры города.

Ох, как хотелось Роману Алексеевичу её послать, обматерить трёхэтажным. Что он, собственно, и сделал: наорал и трубку кинул. А толку? Душевный покой после звонка снова как ветром сдуло.