Миры Бесконечности - Акеми Дон Боумен

Одним плавным движением я делаю шаг вперед, обхватываю лицо Гила ладонями и прижимаюсь губами к его губам. Он слегка приоткрывает рот, и комнату заполняет его еле слышный стон.

На мгновение наши тела застывают, а затем я отстраняюсь и вижу, что глаза Гила широко распахнуты. Одним поцелуем я разрушила так тщательно выстраиваемую им защиту. Его стены разрушены, броня сломана, и, кажется, он и сам не знает, что ему делать.

Но это длится недолго. Через мгновение он кладет руку мне на затылок и, притянув к себе, накрывает мой рот своим. Пальцы… языки… кожа… Мы прижимаемся друг к другу, словно отчаянно хотим быть ближе. Отчаянно нуждаемся в утешении.

Мы не замедляемся, даже когда Гил целует меня в подбородок, шепча, как сильно этого хотел.

Даже когда я провожу руками по его спине и, притянув ближе, отвечаю, что тоже этого хотела.

Я все и ничто. Растворилась в этом единственном отрезке времени.

И он кажется бесконечным.

* * *

Я прижимаюсь к то поднимающейся, то опускающейся груди Гила, но все мои мысли – о Ночи Падающей звезды.

Гил скользит пальцем по изгибу моей талии. А затем прижимается губами к виску, отчего у меня в груди начинают порхать тысячи бабочек. Я поднимаю подбородок, чтобы посмотреть, отразилась ли на его лице нежность, которой пропитан поцелуй, но вижу лишь напряженность.

– В чем дело? – спрашиваю я, вдруг резко осознав, что мы лежим в объятиях друг друга, но при этом он выглядит так, будто между нами целый океан.

Заметив мой пристальный взгляд, Гил расплывается в нежной улыбке:

– Прости. Просто иногда трудно отделаться от мыслей. Вот и все.

– Ты переживаешь из-за фестиваля.

Он касается большим пальцем моего плеча:

– Я переживаю за тебя.

Я открываю рот, чтобы уверить его, что со мной все будет в порядке. Но слова застревают в горле, сменяясь мыслями, которые впиваются в нервы, как острые зубы. Меня охватывает беспокойство. Сожаление. И безграничная печаль.

Главной целью всегда было сделать загробную жизнь безопасной для людей. Но она казалась недостижимой, абстрактной. Хотя я время от времени представляла, каким будет лучшее будущее. На что оно будет похоже.

– Как думаешь, можно ли провести день без страха? – спрашиваю я так тихо, что сомневаюсь, что Гил услышал.

Я чувствую, как бьется его сердце под футболкой.

– Чего бы ты ни боялась, ты не должна справляться с этим в одиночку, – мягко отвечает он. – Я разделю твои страхи, если ты мне это позволишь.

Я закрываю глаза и крепче обнимаю его за плечи. Гил пережил больше, чем кто-либо из моих знакомых. Он заслуживает стать свободным. Заслуживает загробной жизни без страха.

Мне хочется верить, что маленькая часть меня тоже этого заслуживает. Вот почему я не могу повернуть назад. И должна довести план до конца.

Будущее намного больше, чем мое сердце.

– Спасибо, – благодарю я. – Но думаю, мне необходимо справиться с ними самой.

Гил прижимается щекой к моим волосам:

– Я верю в тебя. Хотя уже очень давно ни во что не верю.

Мы лежим в обнимку на диване, уставившись в потолок и переплетя пальцы, словно у нас в запасе все время мира.

Стоя у зеркала, я вижу в нем совершенно другую девушку. Ее темные волосы заплетены в косу, которая начинается на макушке и спускается по спине. Крошечные хрустальные листья вплетены в каждую прядь, отчего волосы блестят так, словно я какое-то потустороннее существо.

Несколько слоев белого шелка спускаются с плеч до самых ног, мерцая серебром. Материал скользит по моим запястьям, но в рукавах есть разрезы, обнажающие кожу рук.

А левое запястье украшает Жнец.

Я замечаю в отражении Гила и, обернувшись, нервно прижимаю руки к животу.

На его лице мелькает улыбка. В его руках серебристая маска с когтями, похожими на птичьи. Это точная копия маски Наоко из «Токийского цирка», которую папа рисовал в подвале снова и снова. И сейчас она кажется мне кем-то вроде близкого друга.

Гил создал ее для меня.

– Она пригодится тебе сегодня, – говорит он. – Ты не можешь пойти на маскарад без маски.

– Мне казалось, я уже ношу ее, – отвечаю я с легкой улыбкой и скольжу взглядом по замысловатым узорам его подарка. – Она прекрасна, Гил. Как ты узнал?

Он приподнимает бровь, словно спрашивает разрешения, а когда я киваю, надевает мне маску на лицо.

– Я увидел ее в твоих воспоминаниях, в твой первый день в Поселении.

Я прикасаюсь к краю маски, понимая, что ее удерживает на месте магия Бесконечности. А затем поворачиваюсь к зеркалу. И мое сердце начинает биться быстрее.

Я выгляжу как Наоко. Как персонаж, которого создал для меня папа.

– Спасибо, – тихо, от переполняющих меня эмоций, благодарю я.

И поворачиваюсь к нему. Гил проводит по моей щеке большим пальцем:

– Я подумал, что стоит отправить тебя во дворец в образе того, кто, по твоим словам, придавал тебе силы.

Я обхватываю его руку ладонью и слегка сжимаю ее. Он замечает Жнеца и сжимает челюсти.

– Все будет в порядке, – говорю я, словно давая обещание.

Он кивает мне, а затем прижимается лбом к моему:

– Вернись ко мне, хорошо?

– Что бы ни случилось, – отвечаю я.

Мы идем к ожидающей нас машине, вокруг которой собрались жители Поселения, будто я отправляюсь на великое сражение.

Анника кладет руки мне на плечи, и я бросаю взгляд на ее желтый шарф, переливающийся на свету.

– Пусть звезды хранят тебя. – На ее лице появляется улыбка. – Я горжусь тем, что ты в нашей команде.

Я киваю и поворачиваюсь к Шуре, едва ли не прыгающей от волнения.

– Я собиралась поехать с тобой до дворца, но меня сейчас так переполняют эмоции, что вряд ли смогу чем-то помочь, – признается она, то ли хихикая, то ли всхлипывая.

Думаю, это из-за волнения и страха, но не мне ее винить. Я тоже испытываю их.

– Увидимся, когда я вернусь, – говорю я и начинаю отворачиваться, когда она врезается в мою спину и стискивает меня в объятиях.

– Прости, что назвала тебя дурой, – рыдает она мне в плечо.

Я обнимаю ее в ответ:

– Прости, что вела себя, как дура.

Она отстраняется и всхлипывает:

– Я чувствую себя как мать, осознавшая, что ее дочь уже взрослая.

Я смеюсь, несмотря на переполняющие меня эмоции – а может, и из-за них, – и поворачиваюсь к Тео.