Колдун и кристалл - Стивен Кинг

– Но ваши отцы знают о?..

Роланд раздраженно мотнул головой. Как много известно ихотцам – это один вопрос. Как они воспользуются имеющимися у них сведениями –другой. Какие силы движут ими… насущная необходимость, страх, фантастическаягордость, которая также передавалась от отца к сыну, из поколения в поколение,от самого Артура из Эльда – третий. Он мог высказать лишь свои предположения.

– Я думаю, они больше не могут тянуть с решающим ударом поФарсону. Если протянут, Альянс может развалиться сам по себе. А вместе с нимпогибнет и немалая часть Срединного мира.

– Но… – Она замолчала, прикусила губу, покачала головой. –Фарсон же должен это знать… понимать… – Она посмотрела на Роланда широкораскрытыми глазами. – Древние шли дорогой смерти. Все это знают.

Роланд из Гилеада вспомнил повара Хакса, болтающегося наверевке, и грачей, подбирающих хлебные крошки под ногами мертвеца. Хакс умер заФарсона. А до того травил детей по поручению Фарсона.

– Джон Фарсон – это смерть, – мрачно ответил он.

Они вернулись в апельсиновую рощу. Влюбленным казалось, чтопрошли часы, хотя на самом деле по СИТГО они бродили чуть больше сорока пятиминут. Последняя луна лета, от которой осталась яркая четвертушка, продолжаласиять над их головами.

Она повела его к тому ряду, где привязала коня. Пилонпокивал и тихонько заржал, приветствуя Роланда. Тот повернулся к Сюзан.

Кто сможет вспомнить радости и горести юных лет? Мы помнимнашу первую любовь не более отчетливо, чем видения, которые посещают нас вгорячечном бреду. Нет нужды говорить, что в ту ночь, под тающей луной, РоландДискейн и Сюзан Дельгадо изнемогали от желания. Но они изо всех сил боролись ссобой, полагая, что им должно вести себя именно так, а не иначе.

Они сошлись вплотную, отпрянули, обменялись отчаяннымивзглядами, вновь сошлись, опять отпрянули, замерли. Она вспомнила произнесенныеим слова о том, что он ради нее готов на все, но не разделит ее с другиммужчиной. Она не хотела, а может, не могла нарушить обещание, данное мэруТорину, и, похоже, Роланд не хотел (или не мог) нарушить это обещание за нее. Вэтом и заключался весь ужас: ка – все равно что ветер, ураган, но честь иобещания брали верх.

– Что же нам теперь делать? – спросила она пересохшимигубами.

– Не знаю. Я должен подумать, подумать с друзьями. С теткойу тебя проблем не будет? Она не захочет знать, где и с кем ты была?

– Ты тревожишься из-за меня, Уилл, или из-за себя и своихпланов?

Он не ответил, только посмотрел на нее. Мгновение спустяСюзан отвела взгляд.

– Извини, я причинила тебе боль. Нет, приставать ко мне онане будет. Я часто езжу по ночам, хотя и не так далеко от дома.

– Но она не знает, как далеко ты сегодня заехала?

– Нет. В эти дни мы стараемся избегать друг друга. Мы сейчасчто две пороховые бочки в одном доме. – Она протянула к нему руки. Перчатки ещераньше засунула за пояс, и ее холодные пальцы сомкнулись на его. – Такоерасставание не из лучших.

– Не говори так, Сюзан.

– Говорю. Должна. Как бы все ни обернулось, я люблю тебя,Роланд.

Он обнял ее и поцеловал, а когда освободил ее губы, онанаклонила его голову и прошептала в самое ухо:

– Если ты любишь меня, так люби. Заставь меня нарушитьданное мною обещание.

Долго-долго у нее не билось сердце: он не отвечал, и онапродолжала надеяться. Потом он качнул головой. Один раз, но решительно.

– Сюзан, я не могу.

– Для тебя честь выше любви ко мне? Да? Что ж, пусть так ибудет. – Она высвободилась из его объятий, заплакала, не пожелала заметитьруки, которая легла на ее сапог, когда она запрыгнула в седло, – безмолвнойпросьбы не жечь мосты. Отвязала Пилона и толкнула его ногой в бок. Роландокликнул ее чуть громче, но она бросила Пилона в галоп и умчалась до того, какспала поднявшаяся в ней волна белой ярости. Он не хотел брать ее после другогомужчины, а когда она давала обещание Торину, то понятия не имела о существованииРоланда. А если так, как он смел настаивать на том, что ответственность запотерю чести и последующий стыд должны лечь только на нее? Потом, лежа без снав кровати. Сюзан осознала, что он ни на чем и не настаивал. И она еще не успелавыехать из апельсиновой рощи, когда коснулась лица мокрой рукой и поняла, чтоон тоже плакал.

Роланд ехал по пустынной дороге, пытаясь взять под контрольбушующие в нем чувства. Он пытался заставить себя думать о том, какиспользовать новые сведения, добытые в СИТГО, но мысли его тут же переключалисьна Сюзан. Дурак ли он, если не взял то, что она сама предлагала? Не разделивто, что она хотела с ним разделить? Если ты любишь меня, так люби. Однако вглубине своего сердца, в той глубине, где особенно ясно звучал голос его отца,он знал, что поступил правильно. И дело тут было не в чести, что бы она там нидумала. Но пусть думает, если хочет. Пусть даже возненавидит его, а потомпоймет, сколь велика грозящая им опасность.

Примерно в три часа ночи, уже собираясь повернуть к «ПолосеК». Роланд услышал топот копыт, несущийся с запада. Не думая, автоматически,Роланд свернул с дороги и остановил Быстрого за небольшой рощицей. В тишиненочи звуки разносились далеко, так что прошло еще десять минут, прежде чемРоланд увидел всадника, несущегося к Хэмбри за два часа до рассвета. И он узналэтого всадника. Хотя луна давно зашла, ему не составило труда опознать РояДипейпа. Рассвет Большие охотники за гробами встретят вместе, подумал Роланд.Повернул Быстрого и поскакал к своим друзьям.

Самый важный день в жизни Сюзан Дельгадо, день, когда жизньее круто переменилась, настал примерно через две недели после того, как они сРоландом гуляли под луной по нефтяному полю. С того момента она видела его отсилы пять-шесть раз, всегда издали, и они разве что вскидывали в приветствиируки, знакомые, случайно попавшие на глаза друг другу. Но при каждой встрече еепронзала острая боль, словно кто-то втыкал в нее нож. Она, однако, надеялась,что он испытывает то же самое. Эти безрадостные две недели запомнились ейтолько одним светлым пятном: пропал страх, что по городу может поползти сплетняо ее романе с Уиллом Диаборном. Сплетня? Да о чем тут сплетничать!

А потом, когда Мешочная Луна уже покинула небо, а Охотничьяеще не появилась, ка сказала свое веское слово, налетела, как ураган, и унесла.