Великий переход. Американо-советские отношения и конец Холодной войны - Raymond L. Garthoff

SS-20 (с девяносто девятью боеголовками) существующих советских размещений в Азии, не способных поражать Соединенные Штаты.

23 июля Горбачев вновь взял на себя инициативу по выходу из тупика, предложив глобальный двойной ноль, ликвидировав все INF и SRINF в Азии (и Америке), а также в Европе.32 Хотя это не затрагивало напрямую немецкие Pe-IA, это придало импульс общему запрету (и советские переговорщики ясно дали понять, что никакая конверсия американских INF в немецкие SRINF - ни наземные крылатые ракеты [GLCMs] в крылатые ракеты воздушного базирования [ALCMs] - не будет приемлемой).

26 августа Коль объявил о готовности Германии уничтожить свои Pe-IA после ликвидации американских и советских ракет INF и SRINF. Президент Рейган публично приветствовал этот шаг и позже рассказал в своих мемуарах, что он в частном порядке предложил Колю добровольно ликвидировать ракеты в интересах разоружения. Продолжался спор по поводу обязательства США демонтировать семьдесят две боеголовки для этих ракет, но в конце концов он был разрешен американским согласием сделать это, когда ракеты будут демонтированы.

В то время как с апреля по сентябрь шли переговоры по договору по INF, более широкое развитие американо-советских отношений не продвигалось, в основном из-за продолжающегося диссонанса в целях, стратегии и рычагах влияния двух лидеров. Президент Рейган продолжал выражать свою готовность к переговорам, встрече на высшем уровне и развитию отношений. В то же время он резко критиковал Советский Союз и призывал его изменить многие практики не только по всему миру, в региональных конфликтах и в Восточной Европе, но и у себя дома. Когда Горбачев начал вносить все больше изменений в эти практики (почти всегда потому, что он тоже видел необходимость перемен, а не из-за давления Рейгана), а также делать большинство уступок на переговорах, Рейган не отвечал взаимностью, а требовал большего. Прежде всего, в тех немногих областях, в которых Горбачев добивался изменений со стороны Соединенных Штатов, особенно в области космического оружия и СОИ, а также в региональных конфликтах, Рейган был непреклонен. А у Советского Союза было очень мало рычагов влияния.

Таким образом, Рейган в своих многочисленных выступлениях продолжал призывать Советский Союз отказаться от поддержки Никарагуа, Афганистана, Анголы, Камбоджи, Эфиопии, а также Восточной Европы.

12 июня в Берлине он нехотя и осторожно сказал, что "теперь сами Советы, возможно, в какой-то мере начинают понимать важность свободы". Но хотя он признал, что "мы много слышим из Москвы о новой политике реформ и открытости", он также спросил: "Это начало глубоких перемен в советском государстве? Или это символические жесты, призванные вызвать ложные надежды у Vest или укрепить советскую систему, не меняя ее?". Он призвал Горбачева сделать один "безошибочный" знак: "Если вы стремитесь к миру, если вы стремитесь к процветанию Советского Союза и Восточной Европы, если вы стремитесь к либерализации... Господин Горбачев, снесите эту стену!".

Вызов Рейгана был расширен в речи на конференции "Пленные нации" в Украинском католическом национальном святилище в Иллинойсе, где он призвал к отказу от доктрины Брежнева "от стран Балтии до Бул-гарии, от Вьетнама до Эфиопии" (и, конечно, Афганистана, Анголы и Никарагуа). А в своей ежегодной прокламации по случаю недели пленных народов, говоря о "народах, порабощенных советским империализмом", он заявил, что "борьба, начавшаяся на Украине 70 лет назад, идет по всей советской империи", причем в прошлом году не только в Восточной Европе, но и в "Казахстане, Латвии, Молдавии и среди крымских татар".

Месяц спустя Рейган сформулировал свои общие стратегические цели как стремление "выйти из тупика холодной войны ... рассеять, а не жить с двумя великими мрачными тучами послевоенной эпохи: опасностью ядерного холокоста и расширением тоталитарного правления". Эти довольно грандиозные цели должны были преследоваться двумя великими доктринами Рейгана (этот термин он не использовал): "новая политика помощи демократическим повстанцам в их борьбе за самоопределение и права человека в их собственных странах".

 

Он также поставил перед Горбачевым новую задачу: не только обеспечить проверку соглашений по контролю над вооружениями, но и снизить уровень военной секретности." Пришло время проявить гласность в ваших военных делах. Во-первых, опубликуйте достоверный бюджет ваших военных расходов, как это делаем мы. Во-вторых, открыть советскому народу и всему миру численность и состав советских вооруженных сил. В-третьих, откройте для обсуждения в вашем Верховном Совете крупные вопросы военной политики и вооружений, как это делаем мы "38.

Помимо внутриполитических дивидендов, которые можно было ожидать от риторики "пленных наций", эти и многие другие заявления были предназначены для вызова Горбачеву, хотя Рейган и не ожидал, что они будут приняты. Что касается внутреннего фронта, то это послание было повторением послания Рейгана предыдущих лет: "Масштабное наращивание советского потенциала в 1970-х годах было встречено бездействием Соединенных Штатов". Тем временем в третьем мире советский авантюризм дошел до таких стран, как Афганистан,

Камбоджа, Ангола и Никарагуа. Сегодня многое изменилось. Мы нарастили свои вооруженные силы, а Советы ответили на нашу новую мощь новой силой.

готовность серьезно говорить о сокращении вооружений".39 Хотя это резюме и искажает его суть, оно, вероятно, отражает реальные исторические впечатления, которых придерживался сам Рональд Рейган и многие другие в стране.

Постоянное публичное подтверждение доктрины Рейгана усугубило проблему, с которой столкнулся Горбачев, отвечая на этот вызов. Хотя западные наблюдатели склонны не принимать во внимание подобную "риторику" об американской политике, советские лидеры воспринимали ее очень серьезно. Во-первых, они хорошо понимали свою внутреннюю слабость и уязвимость. С другой стороны, Горбачев и его коллеги были чувствительны к вмешательству Запада в их деликатный процесс внутреннего преобразования страны в рамках политики перестройки. Наконец, Горбачев и реформаторский элемент в руководстве (наиболее ярким примером которого в то время был Борис Ельцин, новый московский партийный лидер) были лично, вместе со своей политикой, политически уязвимы из-за обвинений в потворстве или капитуляции перед давлением и требованиями Запада. Горбачев намеревался выйти из Афганистана и других советских обязательств в странах третьего мира, но он стремился к урегулированию путем переговоров. Он намеревался поставить отношения со странами Восточной Европы на новую консенсусную основу, опирающуюся на независимость. Он намеревался трансформировать сам Советский Союз. Но не по призыву Рейгана.

Хотя они избегали непродуктивных риторических контрударов, советские лидеры все же протестовали против некоторых американских действий.

 

Чтобы устранить препятствие для контроля над вооружениями, создаваемое советским радаром в Красноярске, построенным под руководством Брежнева в нарушение основного положения Договора по ПРО, Советы в официальном протесте 25 июля попытались привлечь внимание к возможно параллельному нарушению со стороны США при строительстве нового аналогичного радара раннего предупреждения