Другая жизнь - Лайонел Шрайвер

Более того, каждый рекламный плакат краски для волос в метро или ролик по телевизору, эротический фильм в ночной программе или соленые шуточки на работе – все лишь подтверждало тот факт, что секс – вещь чрезвычайно значимая. С такой перспективой на будущее, внезапно ставшей черно-белой, Джексон осознал, что не понимал всей важности секса до тех пор, пока не потерял возможность его иметь. Он был изгоем, лишенным не только самого процесса, но и всего, что с этим связано в гораздо более общем смысле слова: нежных прикосновений, интимного перешептывания и многозначительных взглядов, улыбок и кокетливого желания поправить его каштановые кудри, когда пальчики, словно невзначай, касаются лба, а он потом весь день напряженно вспоминает этот момент. Больше всего он скучал именно по этим намекам и жестам, ему не хватало той энергии, которой они заряжали, секс – это не цель, это топливо для ее достижения. Джексон не ощущал вкус еды и стал есть больше. Выпивка больше не вызывала эйфории восторга, а, напротив, делала его желчным; все же, не теряя надежды, что еще одна бутылка пива вернет ему ощущение радости былых лет, он пил все больше. Странно, но, когда он полез в холодильник за очередной бутылкой, Кэрол бросила на него пронзительный взгляд, заметив который он подумал, что его несуеверная жена начала верить в привидения. Но не только его жизнь наполнилась муками голода, существование Кэрол тоже стало блеклым, бесцветным, пустым, она была жертвой собственной ошибочной комбинации, построенной на нежелании прощать.

Кроме того, из-за долгов по кредитной карте у него появилось ощущение, что за ним следят. На улице Джексон краем глаза замечал рядом очертания незнакомой фигуры или отмечал шорох в кустах за спиной, мучился ощущением присутствия кого-то, но, поглядев по сторонам, видел лишь соседскую собаку или покачнувшуюся от ветра ветку на дереве. Однако ощущение не покидало его. Сумма долга была куда внушительнее, чем предполагала Кэрол. Последнее время он стал лично оплачивать коммунальные счета, а жена занималась только страховкой. Чтобы она не была в курсе его долгов, он завел еще две карты, и счета приходили в офис; по остальным трем он платил через Интернет. Он постоянно думал о том, что чувство собственной порочности, бесполезности и неминуемо надвигающейся катастрофы сродни проявлению рака у Глинис. Он не умалял всей серьезности ее заболевания, но сходство их положения казалось очевидным; у Джексона был фискальный рак. Даже когда он думал о своем положении дел в целом, о той несправедливости и испорченности, поедавшей его изнутри, должно быть, он испытывал то же чувство, что и Глинис, просматривая рецепты по телевизору, которые она никогда не будет готовить, и ощущение несправедливости и испорченности поглощало и ее. Смертельная болезнь стала причиной ее человеческой несостоятельности. И Глинис, и Джексон с ужасом ждали, что наступит тот день, когда в дверь постучатся сотрудники коллекторского агентства и потребуют отдать все, что у них осталось.

Человек вполне способен, например, начать курить, зная, что смертельно болен… Совсем юные девушки отказываются от контрацептивов, потому что уже однажды забеременели… Больной ожирением подумает, что уже весит шестьсот фунтов, так зачем отказываться от куска кокосового кекса, если так хочется… Джексон настолько глубоко провалился в финансовую яму, что не очень бы переживал, стань она на пару дюймов глубже. Кроме того, имела место петля с обратным действием: долги заставляли страдать. Чем больше будет сумма долга, тем спокойнее он будет к нему относиться. Он должен был бы чувствовать себя хуже от осознания мысли, что поставил под угрозу не только собственное будущее, но и будущее жены, детей, поэтому, чтобы наказать себя, он еще больше влезал в долги. Ему требовалась то новая рубашка, то именно то, что рекламировали в магазине, Джексон с удивлением и удовольствием выяснял, сколько денег можно потратить, не улучшив при этом своих жизненных условий и не купив ничего ценного. Мотовство стало для него своеобразной игрой, некоторым развлечением в общем процессе самобичевания. А самое главное, что никто и ничто не могло его остановить. Будучи словно одурманенным, он мог в порыве щедрости потратить пятнадцать тысяч долларов на десять минор, при этом указать номер счета и пароль на сайте интернет-магазина.

Естественно, дом потерять он не хотел. Дело не только в том, что сумма займа на дом была огромной, но еще и в том, что они до конца не выплатили ипотечный кредит. Но все это казалось абстрактным. Они жили в доме. Туда возвращался каждый день после работы. У него был ключ. В шкафах висела его одежда; в холодильнике хранилась купленные им продукты; почта ежедневно приходила на этот адрес. Дом представлялся в его воображении трехмерным огромным пространством, до которого так просто дотянуться рукой, в котором он провел большую часть супружеской жизни, лишиться которого совершенно невозможно, а раз он этого не понимает и не допускает, значит, этого не случится.

Иногда Джексон мысленно возвращался во времена работы в «Наке» и с горечью вспоминал, как они с Шепом работали бок о бок – тогда они фактически вместе управляли компанией и сами выполняли работы, лишь изредка нанимая водопроводчиков или электриков, де-факто они были компаньонами. Продав «Нак», Шеп просто обязан был отдать его долю. Оформить на бумаге то, что существовало на практике. Фирма была продана за миллион, и он получил бы свои пять сотен штук, что позволило бы ему без проблем выплыть из этого океана долгов. Впрочем, будь он партнером, он мог бы и воспротивиться продаже, и Шеп, наняв управляющего, мог бы спокойно удрать в навозную кучу в любой стране третьего мира. Но он мог на него повлиять, – тогда у них еще были вполне доверительные отношения, – заставить признать, что Пемба, как и все его прошлые сумасбродные идеи с отъездом, – всего лишь сумасшедшая фантазия, которую не следует вносить в реальную жизнь. Тогда и по сей день они управляли бы фирмой, которая благодаря Интернету выросла в несколько раз в цене, и не какой-то чертов Погачник, а он, Джексон Бурдина, был бы сейчас весьма состоятельным человеком.

Вернувшись домой и поднявшись в спальню в один февральский день, Джексон понял, что это был еще и День святого Валентина. В голове даже мелькнула мысль, что стоит воспользоваться моментом и постараться совершить поступок, способный растопить сердце Кэрол, невзирая на то что все предыдущие его попытки провалились. Он даже представил: дюжина роз в красивой вазе, жест эффектный и не требующий особых усилий. Шоколадные конфеты, предусмотрительно спрятанные на самую верхнюю полку, где их не найдет Хитер. Поцелуй в щеку, почти формальный. «Зачем, Джексон, впрочем, очень мило», – сказано равнодушно, как-то бесцветно, таким тоном жена отвечала на звонки с номеров, которые были внесены в семейный «черный список». Кроме того, она лично внесла в этот список и собственного мужа.

Неужели он не заслужил подарок на День святого Валентина? Почему вместо очередной фланелевой рубашки не надеть что-то более привлекательное и не преподнести ему то, по чему он так соскучился?

Джексон никогда раньше себе такого не позволял, но, поскольку Погачника не было в офисе и Шеп взял очередной «отгул», он наплевал на протекающие краны и завел в поисковой системе «эскорт-услуги» и «бруклин нью-йорк».

Сердце бешено колотилось, пульс зашкаливал, он сидел и ждал последнего оплаченного кредитной картой заказа в кофейне «Старбакс» на Пятой авеню. Девушка, которую он выбрал по фотографии на сайте, была длинноволосой шатенкой с пышной грудью и томным выражением лица. Он скучал по игре в кошки-мышки, когда жена дразнила его, кокетливо сопротивлялась, и ему очень хотелось вспомнить об этом вновь. Он несколько минут оглядывал посетителей, стучащих по клавишам портативных компьютеров, расположившихся рядом с чашками капучино, и смог узнать свой подарок ко Дню святого Валентина только по красным колготкам, упомянутым ею во время разговора по телефону. Правда, она заметила его первой и бодро помахала рукой; он похолодел и успел лишь бросить безнадежный взгляд на дверь, через которую еще мог спастись бегством – Каприз (или как там ее зовут) уже стояла перед ним.