Крошка Доррит. Книга вторая - «Богатство» - Чарльз Диккенс

— Душа моя, — сказал мистер Спарклер,осененный неожиданной догадкой, — ты, кажется, немножко не в духе.

— Немножко не в духе! — повторила его супруга.— Молчи уж лучше!

— Мое сокровище, — заметил мистер Спарклер, —не понюхать ли тебе туалетного уксусу? Родительница в таких случаях всегданюхает туалетный уксус, и ей очень помогает. А она, ты сама знаешь,замечательная женщина, без всяких там…

— Милосердный боже! — вскричала Фанни, сновасрываясь с дивана. — Это свыше моих сил! Нет, решительно такого невыносимогодня еще никогда не бывало!

Мистер Спарклер не без опаски поглядывал, какона мечется по комнате, швыряя что ни подвернется под руку. Выглянув поочередново все три окна и ничего не увидев на темной уже улице, она вернулась к дивануи бросилась на подушки.

— Поди сюда, Эдмунд! Поближе: я буду ударятьтебя веером, чтобы ты лучше усвоил то, что я собираюсь сказать. Так,достаточно. Ближе не нужно. Фу, до чего же ты огромный!

Мистер Спарклер покорно признал этообстоятельство, но отважился заметить, что не виноват, и добавил, что «наши»(кто такие «наши», осталось невыясненным) всегда звали егоКвинбус-Флестрин-младший или Человечек-Гора[49].

— Ты мне этого раньше не говорил. —пожаловалась Фанни.

— Душа моя, — отвечал мистер Спарклер, не нашутку польщенный, — я бы непременно сказал, если б догадался, что тебе этоинтересно.

— Ну хорошо, хорошо, а теперь замолчи, радибога, — сказала Фанни. — Говорить буду я, а ты слушай. Эдмунд, мы слишком многовремени проводим одни. Так дальше продолжаться не может. Необходимо принятьмеры, чтобы впредь у меня не повторялись такие приступы тоски, как сегодня.

— Душа моя, — отвечал мистер Спарклер, — всемизвестно, что ты — замечательная женщина, и без всяких там…

— Милосердный боже!!! — закричала Фанни,вскочив с дивана и тотчас же снова кидаясь на диван.

Мистер Спарклер был так потрясен этим бурнымпроявлением чувств, что прошло несколько минут, прежде чем он обрел способностьпояснить свою мысль.

— Я только хотел сказать, душа моя: всемизвестно, что ты создана, чтобы блистать в обществе.

— Создана, чтобы блистать в обществе! — созлостью подхватила Фанни. — Вот именно! И что же происходит? Только что ясобралась вновь начать выезжать после смерти бедного папы и бедного дяди — хотяне стану лукавить, для дяди это был счастливый выход; если уж тынепрезентабелен, так лучше умри…

— Ты это не обо мне, радость моя? — осторожноосведомился мистер Спарклер.

— Эдмунд, Эдмунд, ты святого выведешь изтерпения! Разве не ясно, что я говорю о бедном дяде?

— Ты так выразительно поглядела на меня, моякошечка, что мне стало немного не по себе, — сказал мистер Спарклер. — Мерси,мой ангел.

— Теперь я из-за тебя забыла, что хотеласказать, — заметила Фанни, безнадежно махнув веером. — Пойду лучше спать.

— Нет, нет, не уходи, любовь моя, — взмолилсямистер Спарклер. — Ты подумай, может быть, вспомнишь.

Фанни думала довольно долго — откинувшись наспинку дивана, закрыв глаза и подняв брови с таким выражением, будто деламирские ее более не волнуют. Потом вдруг открыла глаза и как ни в чем не бывалопродолжала резким, отрывистым тоном:

— Что же происходит, я спрашиваю? Чтопроисходит? В то время, когда я могла бы блистать в обществе, когда мнеособенно хотелось бы, в силу некоторых важных причин, блистать в обществе, вэто самое время я оказываюсь в положении, которое отнимает у меня возможностьбывать в обществе! Право, это уж слишком!

— Душа моя, — сказал мистер Спарклер, — норазве в твоем положении обязательно сидеть дома?

— Эдмунд, ты просто нелепое существо! — снегодованием воскликнула Фанни. — Неужели ты думаешь, что женщина в расцветелет и не лишенная привлекательности допустит, чтобы в такое время ее фигурусравнивали с фигурой другой женщины, уступающей ей во всем прочем? Если ты такдумаешь, Эдмунд, — твоя глупость поистине безгранична!

Мистер Спарклер заикнулся было, что ееположение «не очень заметно».

— Ах, не очень заметно! — повторила Фанни снеизмеримым презрением.

— Пока, — добавил мистер Спарклер.

Оставив без внимания эту жалкую поправку,миссис Спарклер с горечью объявила, что это, право, уж слишком и что тутпоневоле захочешь умереть.

— Впрочем, — сказала она после паузы,несколько приглушив в себе чувство личной обиды, — хоть это и возмутительно ижестоко, а приходится, видно, смириться.

— Тем более что тут нет ничего неожиданного, —вставил мистер Спарклер.

— Эдмунд, — возразила его супруга, — если тыне можешь придумать себе другой забавы, кроме как оскорблять женщину,удостоившую тебя чести быть ее мужем — оскорблять в тяжелую для нее минуту, —пожалуй, лучше тебе идти спать.

Мистер Спарклер крайне огорчился брошенным емуупреком и от всей души стал вымаливать прощения. Прощение было дано; но за нимпоследовал приказ пересесть на другой конец дивана, поближе к окну, и нераскрывать больше рта.

— Так вот, Эдмунд, — миссис Спарклер вытянуларуку на всю длину и коснулась супруга веером. — Вот что я собиралась сказать,когда ты по своей привычке перебил меня какими-то дурацкими рассуждениями: мыдолжны поменьше оставаться вдвоем, и потому, когда обстоятельства запретят мневыезжать в свет, нужно, чтобы у нас постоянно кто-то бывал, так как еще одноготакого дня я не выдержу.

Мистер Спарклер коротко, но решительно одобрилэтот план: главное, хорошо, что без всяких там фиглей-миглей.

— Кроме того, — добавил он, — ведь скороприезжает твоя сестра.

— Да, моя дорогая, милая Эми! — воскликнуламиссис Спарклер с радостным вздохом. — Бесценная моя сестренка! Но, Эдмунд, этоеще не разрешение вопроса.

Мистер Спарклер хотел произнести «Нет?» свопросительной интонацией. Но вовремя учуял опасность и произнес сутвердительной:

— Нет! Разумеется, это не разрешение вопроса.