Министерство будущего - Ким Стэнли Робинсон

Но что, если весь мир будет управляться как военный флот США? Что, если стандартную, юридически закрепленную максимальную разницу в зарплатах для простоты расчетов установить в соотношении один к десяти? Низший уровень должен быть достаточно высок, чтобы обеспечить прожиточный минимум, достойное существование или как там это называется. Чтобы хватало на пристойную жизнь. Сколько будет в десять раз больше? Много! Подумайте сами. Сосчитайте на пальцах рук и ног, где «достаточно» приходится на каждый кончик пальца, потом соедините все пальцы вместе и посмотрите на них. «Достаточно» в десятикратном размере – гребаная роскошь.

Ведь на флоте это работает? Так точно!

Все знают, что я такое, но никто не может меня рассказать. Никто со мной не знаком, хотя все слышали мое имя. Когда все вместе что-то говорят, получается нечто, похожее на меня, но это не я. Я складываюсь из поступков каждого человека на Земле. Я кровь на улицах, незабываемые катастрофы. Я прилив и отлив, качающий мир, хотя никто меня не видит и не ощущает. Я происхожу в настоящем, однако рассказывают обо мне только в будущем, полагая, что речь идет о прошлом, хотя речь идет всегда о сегодняшнем дне. Я не существую, и в то же время я везде.

Вы уже догадались, кто я. Я история. Сделайте так, чтобы я была хорошей.

Человек прилетел в Лакхнау, сел на поезд до города, потом доехал на подземке и автобусе до филиала школы Монтессори, в которую ходил в детстве. Крупнейшая школьная система планеты, лауреат премии мира ЮНЕСКО, несомненно круто повернула его жизнь. Отец женился на непалке, сын мог бы на всю жизнь застрять в Непале, в горной деревне Раванг, полицейский участок которой, взорванный маоистами, так и не отстроили заново. Отец был упрям и не хотел подвергать жену тяжестям жизни в Лакхнау. Второй по удачливости город Индии жестоко обходился с уроженцами гор. По воле родителей, нашедших друг друга после того, как на отчаянное брачное объявление молодого парня ответила девушка, научившаяся читать, писать и мечтать, сын мог бы всю жизнь провести в средневековье.

Как-то раз в деревню с группой гуманитарных активистов приехал один немец. Когда мальчишку поймали на воровстве – худшем проступке в его жизни, – допрос с основательностью полицейского учинил именно Фриц. При этом он вел его непринужденно, не веря в дурной характер и не принимая всерьез набыченный вид мальчишки. Фриц сказал: «Чтобы чего-то добиться в этом мире, запряги своего тигра в колесницу. Не воруй, так ты только сам себе навредишь. Ты умен и одержим жгучим желанием действия – я вижу это в тебе. Так что не будь дураком, найди бесплатное место в городской школе. Так ты получишь то, что хотел, никого не обижая. Впитай в себя все, что преподают в местной школе. Я вижу, что это не составит тебе большого труда». Потом Фриц переговорил с отцом мальчишки: «Отправьте парня в город. Дайте ему шанс». Отец послушался совета. Так мальчик оказался в родном городе отца, Лакхнау.

Город восхитил и ошарашил подростка. Поворот в судьбе был настолько крут, что до самого конца детства и отрочества он не спал больше трех часов за ночь – все из-за бешеной суматохи в голове, ощущения, что каждый день вертится, как белье в стиральной машине. Ему повезло с Лакхнау. Город вылепил из него личность.

А теперь он приехал назад. Человек медленно шел, удаляясь от старой школы, в густонаселенный соседний район с южной от нее стороны, старый квартал, зажатый между линией подземки и рекой, прошлым и настоящим. В юности он натворил здесь немало глупостей. Несмотря на опьянение городом, мальчишка неизвестно почему сохранил вольные привычки непальского детства. Хапки сумочек на улицах с передачей подельникам, кражи на рынках – может быть, эти выходки напоминали ему о родном доме? Родители отлупили бы его, узнай, чем он занимается в городе, бездумно рискуя всем на свете, хотя риск, вероятно, придавал жизни дополнительную остроту. Ему нравилось совершать набеги, и компашка хулиганистых друзей тоже нравились. Он был таким же, как они. Юноша вырос диким горным зверьком, никакой город не мог его приручить. Притормозить пришлось, когда его чуть не поймали с поличным, сломав руку. Переехав в Дели, он еще один раз стал другим человеком, покончил со старыми забавами. И опять не мог вспомнить, почему это сделал и чем для себя обосновал эту перемену. В то время он попросту реагировал на происходящее. Хотя юноша и в Лакхнау спал редко, по-настоящему проснулся только после переезда в Дели. В этот момент ему многое стало ясно, и он уже не возвращался к старому.

А теперь вот приехал назад. Потянуло заглянуть в прошлое. Человек прошелся через город до школы, поговорил с группой школьников. Вид юных лиц сразил его наповал. Они горели таким же жгучим желанием действий, хотели того же, что и он в своей юности. Он не знал, о чем с ними говорить. А потому просто сказал: «Чтобы чего-то добиться в этом мире, запрягите своего тигра в колесницу».

Вместе со школьниками человек посетил поля за городом; в рамках программы регенеративного сельского хозяйства Индии у всех теперь имелась гарантированная работа. Индия достигла полной занятости, труд был тяжел, однако опирался на научную базу, помогал год за годом удерживать углерод в земле, что всем шло на пользу. Человек поработал со школьниками, сажая кукурузу, починил стенку террасы. К концу дня он совсем запарился. «Я по-прежнему дитя гор, – сказал он своим спутникам. – Я не умею расчищать тераи – слишком жарко для меня. Но вы делаете хорошую работу, не останавливайтесь. Этот мир создал Ганди – сатьяграха, «сила миролюбия» на санскрите, ведь вы все слышали это слово, правильно? Махатма создал его в одиночку, он был бы рад представить себе мир в обратном порядке – как грахасатью, «мирную силу». Прилагательное вместо существительного. От вас исходит мирная сила, она несет мир Земле. Не останавливайтесь».

Когда человек уже собирался уходить, на улице ему сунули записку с просьбой о встрече. Приглашение его заинтриговало. Он давно хотел поговорить с этими людьми, но не знал, как с ними связаться. Поэтому отправился по адресу, указанному в записке.

Прибыв на место, человек удивился и восхитился, что дом находился на расстоянии всего одной улицы от пятачка, где он провел бо́льшую часть своей мятежной юности, – расположенных буквой «Х» переулков, сходящихся у скрещенных под прямым углом двух широких проспектов. Очень неспокойный перекресток, такой же неспокойный, каким были тогда его разум и жизнь. Все те же трамвайные провода над головой, узкие балкончики с коваными решетками на домах. Человек с улыбкой подумал, что люди, позвавшие его на встречу, во времена его молодости, очевидно, тоже были хулиганами и, сами того не ведая, пригласили его в до боли знакомый квартал.

Увы, пригласившие его на встречу оказались ничуть не похожими на него молодого. Эти люди ставили перед собой четкую цель, их жгучее желание имело направление, они давно впряглись в боевые колесницы. Гости вышли за порог и жестом пригласили человека в пустующий чайный киоск. Они были старше его, за главную у них была женщина. Хулиганы времен его юности были веселыми, разбитными ребятами, эти же имели насупленный вид и держались настороженно. Ну еще бы: на карту поставлены многие жизни, включая их собственные. Вдобавок, вероятно, повидали великую жару. Такие события оставляют неизгладимый отпечаток. Закаляют огнем. На него поглядывали, словно примеряясь, куда воткнуть нож, «дети Кали».