Тридцать седьмое полнолуние - Инна Живетьева

– Скажи, кто я?

Теперь молчал л-рей.

– Я могу управлять своим проклятием?

Нет ответа.

– У меня началась инициация?

У Дёмина напряглось горло.

– Да, – сказал л-рей, и Ник снова услышал ненависть в его голосе. – Ты уже можешь это сделать.

– Но… Псы же… Кто – я?!

– Если бы ты знал, как мне хочется сказать! – быстро, глотая звуки, проговорил Дёмин. – Какой же ты дурак, Яров! Какой дурак! – крикнул он тоненько. – Дай руку! Живо! Правую!

Пальцы Дёмина легли поверх рисунка на коже. Холодные, трясущиеся.

– Я не могу, – шептал л-рей. – Не могу!

Метка начала нагреваться. Это было неправильно, невозможно – ледяные руки, от которых расходится жар.

– Я же человек… Думаешь, только ты боишься клиники? А умирать? Ты знаешь, как это страшно – умирать? Я не хочу!

Л-рей оттолкнул его руку.

– Почему – я? Хоть кто-нибудь это знает?! – Дёмин обхватил голову и закричал сквозь стиснутые зубы. Ник сам так кричал на блокпосту во время приступов, когда боль казалась настолько огромной, что не помещалась в теле.

Позвать Мирского? А если, – Ник задохнулся от этой мысли, – л-рей сейчас снимает проклятие? Он говорил, что с веревками проще. Он не говорил: без них нельзя. Считал метку и…

Дёмин замолчал и согнулся, вжимаясь лицом в колени.

Ник прикусил изнутри щеку. Похоже, его проклятие осталось – слишком короткой была невидимая пытка.

– Уходи, – произнес Дёмин, не поднимая головы. – Уходи, сволочь!

Ник шагнул к порогу.

– Что сказать Мирскому?

Л-рей не ответил. Даже не шевельнулся.

Ник постоял еще и вышел за дверь.

Вот и все.

Ноги подломились. Ник бы упал, не подхвати его старик.

Ник, замерев, стоял у окна. Сначала стена напротив была темной. Шевелились тени – это отражались тучи. Они сбивались в единую беспросветную массу и уплывали на север. Покинутое ими небо постепенно светлело, и это тоже отражалось на стене.

От усталости и недосыпа мир казался хрупким. Только пошевелись, да что там – только подумай! – и разлетится на куски. Поэтому Ник старался не думать: ни о том, точно ли л-рей оставил проклятие, ни о том, что будет сегодня. Да, уже сегодня.

В этом хрупком мире только трещина на стене оставалась незыблемой, такой же, как вчера и позавчера. Даже если опустить веки – изломанная полоса отчетливо проступала в темноте. Долго стоять с закрытыми глазами Ник не мог, его начинало покачивать. Кружилась голова.

Стена напротив становилась все светлее.

Ник хотел посмотреть на часы, но не успел: дверь за спиной открылась.

– Собирайся, – сказали дружелюбно. – На выход с вещами.

Странно, но мир устоял.

«Куда меня?»

За спиной молчали, и Ник понял, что не спросил, а только подумал.

Что ему собирать? Трусы, носки да футболки. Сгреб кучей в сумку.

Конвоир ждал, разглядывая с откровенным любопытством.

Снова тот же коридор, что и несколько часов назад. Ник даже не понял, когда свернули на другую лестницу.

Контрольный пункт. Но не тот, что у парадной двери, а маленькая клетушка. Единственное окно в ней зарешечено, стекло закрашено. По стенам схемы и графики. Потрепанный плакат – инструкция в картинках, как действовать при захвате энерговампира. Охранников двое, оба с автоматами и в бронежилетах.

Нику велели расписаться в толстой тетради.

Он был уверен: когда дверь откроется, за ней окажется темное нутро автофургона. Даже удивился, что не надели наручники.

Дверь распахнулась. Солнце ударило по глазам.

Ник вскинул руку, загораживаясь. Фургона не было. По обе стороны крыльца стояли взрослые. С измученными, посеревшими лицами, с нестерпимо жгучей надеждой в глазах. Ветхая старушка, сгорбившись, сидела на складном стульчике. Она мелко перекрестила Ника.

Он замер на ступеньках. Снова показалось – мир сейчас расколется, до того напряженной была тишина. А потом навстречу Нику шагнул Георг.

– Микаэль!

Прижал к себе. Чувствовалось, как у него дрожат руки. Ник уткнулся в плечо, позволив себе на миг забыться.

– Вот и все, Мик. Как и должно было быть. Все правильно. Все хорошо, Мик. Пойдем.

Георг повел его к автомобилю. Кто-то из взрослых провожал их взглядами, другие неотрывно смотрели на дверь. Ждали.

Шофера не было, Георг сам сел за руль.

– Хочешь кофе? – спросил, поворачивая ключ. – Еще остался в термосе.

Ник качнул головой.

– Ну, ничего. Сейчас приедем домой, отдохнешь.

В машине было душно. Ник крутанул ручку, впуская промозглый утренний воздух.

– Я хочу на набережную.

– Зачем? – не понял Георг.

– Пожалуйста.

На первом же перекрестке они повернули туда, где проглядывал за крышами купол Морского собора.

«Янгер» двигался медленно. Ник посмотрел на Георга. Да, он тоже устал. Набрякли под глазами мешки, заметнее стали морщины на лбу. Он же очень старый, подумал Ник. Даже старше Мирского.

Снова свернули и поехали вдоль реки, по-утреннему свинцовой. Туристов еще не было, лишь изредка проезжали автомобили. По пустому сувенирному базарчику бродил дворник с метлой.

– Остановите, – попросил Ник.

«Янгер» замер. Выключился мотор, и стало очень тихо.

– У меня просьба, – сказал Ник и замолчал.

Может, пусть все идет, как идет? Не думать, не решать. Но как теперь – не помнить?

– Я хочу побыть один. Можно Леон приедет за мной… ну, часа через два на обычное место?

Георг внимательно смотрел на него. Как тогда, в детдоме.

– Пройдусь, проветрюсь, – неловко объяснил Ник. – Мне это нужно. Извините.

– Хорошо. Двух часов достаточно?

Ник кивнул. Было стыдно, но он попросил:

– Только дайте, пожалуйста, денег. На автобус и перекусить.

Георг достал бумажник, протянул сотню двумя купюрами.

– Это много.

– Ничего, вдруг понадобится на такси.

– Спасибо.

Ник стоял на тротуаре, пока «Янгер» не исчез из виду. Потом пересек узкую полоску газона и присел на парапет. Он ждал, не послышится ли знакомый шум мотора на параллельной улице. Машины проезжали, но все не те.

Было зябко, несмотря на солнце. Приносило по реке звуки: гул, металлические удары, низкое гудение. Наверное, где-то просыпались теплоходы. Ник обхватил себя за плечи, пытаясь согреться. Его вдруг мелко затрясло; даже живот заболел, так напряглись мышцы. А ведь этого утра могло и не быть. Если бы Дёмин заполнил графу «Код» в его карточке.