Призрак былой любви - Джудит Леннокс

Застолье закончилось почти в полночь. Макс поблагодарил бабушку Сесиль, поцеловал ей руку и огляделся, ища глазами девушку — хотел с ней попрощаться. Она стояла в дверях, на хрупкие плечи накинут кардиган.

— Я пройдусь с тобой, — сказала она. — Дождь перестал. Подышу свежим воздухом.

В молчании они шли через затихшую деревню. От земли исходил запах умытой дождем травы. Пели сверчки; сова, расправив свои белые призрачные крылья, взлетела с бесхозного сарая. Когда они достигли его автомастерской, она, как он и ожидал, вместе с ним вошла в дом. Он хотел зажечь масляную лампу, но она его остановила. Положила ему на плечи свои тонкие пальцы, поцеловала. Ее полная высокая грудь упиралась в него; он ощущал вкус вина на ее губах. Он притянул ее к себе, осыпая ее лицо поцелуями. В темноте все его чувства обострились, страстное желание усилилось.

— Макс, — произнесла она через какое-то время, — может, пойдем в постель?

И он отстранился от нее, раздираемый тревогой и страстью.

— Макс, в чем дело?

Он зажег масляную лампу.

— Сесиль… я женат.

— Догадываюсь.

Он посмотрел на нее. Она была совсем не такая, как Тильда: меньше ростом, полнее, лицо более округлое.

— И теперь еще женат. Не разведен.

— Макс, ты больше года живешь один, значит, ты не очень держишься за свой брак. — Она приблизилась к нему. — Или ты хочешь сказать, что твоя жена тебя не любит, но тебе она по-прежнему небезразлична?

— Да… нет… черт, Сесиль, нет, с браком покончено. Но у меня есть дети… обязательства. Понимаешь, я не свободный человек. — Раздраженный, он смотрел на нее. Свет масляной лампы омывал ее золотистым сиянием. — К тому же я намного старше тебя. Лучше выбрала бы хорошего парня из тех, что помогали собирать урожай.

— Мне из тех парней никто не нужен, — тихо сказала она, останавливаясь перед ним. — Мне нужен ты, Макс.

В спальне им овладел другой страх. У него давно не было женщины. Ему вспомнились те ночи с Тильдой, когда он, лаская жену, видел не ее обнаженное тело, а измученных сломленных женщин из Берген-Бельзена. Он боялся, что не оправдает надежд Сесиль. Такого позора он не перенесет.

Но во Франции он излечился, оставил в прошлом ту сомневающуюся истерзанную частичку своего существа, что мучила его, и пошел дальше. Любовные ласки и оргазм избавили его от напряжения, и он впервые за многие годы беспробудно проспал до утра.

На следующий день, после того как они снова познали радости секса в объятиях друг друга и Сесиль уехала на работу, Макс написал Мелиссе письмо, в котором просил ее приехать к нему на короткие каникулы в середине семестра.

За два дня до возвращения в Кембридж Ханна билась над лимфатической системой, раскачиваясь на длинной низкой ветке бука, и вдруг увидела Эрика, торопливо шагающего к задним воротам с двумя терракотовыми горшками под мышками. Она спрыгнула с ветки и побежала за ним.

— Эрик, ты куда?

Он вздрогнул. Она выставила вперед руку, успокаивая его.

— Это всего лишь я, глупый.

— Показать… хочешь увидеть мой с-с-секрет, Ханна?

Она едва не отказалась, думая об экзаменах: ей еще столько всего нужно было выучить. Но она всегда, даже в детстве, когда они жили в Голландии, чувствовала, что он очень ранимый мальчик.

— Конечно.

— Тогда пойдем со мной.

Он бросился за ворота, Ханна следом.

Они прошли через деревню, мимо домов и магазинов, и остановились перед особняком, стоявшим в стороне от дороги.

— Нам сюда, — сказал Эрик. Вывеска на воротах гласила: «Красный дом».

— Эрик…

— Не бойся. Здесь никто не живет. Пойдем, Ханна. Там нас никто не увидит.

Они пошли к дому по аллее, тянувшейся меж высоких и пышно разросшихся кустов. С ветвей сыпались дождевые капли, окропляя платье Ханны.

— Ты уверен, что в доме никого нет? — Ханна осознала, что говорит шепотом.

— Только призраки, — ответил Эрик.

Ханна предположила, что Красному дому несколько сот лет. Эрик привел ее на террасу за домом, и она, глянув на сад, тихо воскликнула:

— О, Эрик.

Он улыбнулся. Эрик так редко улыбался, что у Ханны защипало в глазах от навернувшихся слез. Она видела, каким он мог быть: высокий, смуглый, симпатичный мальчик. Большинство людей замечали лишь его сутулость, взгляд исподлобья, отсутствие одного переднего зуба. Большинство слышали лишь его нервозное заикание. Сморгнув слезы, Ханна вновь обратила взгляд на сад.

Дорожки из старого потрескавшегося кирпича сплетались в сложный узел. Над петлями узла нависали ветви жимолости и вьющейся розы; на поздних цветках, словно бриллианты, переливались капли дождя. Сад был усеян крошечными прудиками, кустарниками и шпалерами.

— О, Эрик, — повторила Ханна. — Все это сделал ты, да?

Он кивнул.

— Только никому не говори, ладно, Ханна? Даже Тильде. Я потом сам ей покажу, когда закончу. Хочу сделать ей сюрприз.

Они шли по аллеям. Ветви клематиса касались лица Ханны, на ноги капали дождинки с мокрых листьев герани и манжетки, росших по краям дорожек. В центре поляны, вымощенной кирпичом, стояла мраморная статуя девушки с рогом изобилия. «Флора, — подумала Ханна, вспоминая античные мифы. — Или Помона…»[64]

— Кейтлин, — сказал Эрик, словно читая ее мысли.

Он провел рукой по холодной белой голове статуи. Выражение его лица заставило Ханну содрогнуться.

Осенью Мелисса влюбилась. Мартин Деверу учился в шестом классе[65]соседней средней школы для мальчиков, был там новичком. Все девочки были в него влюблены и завидовали Сьюзан Морган, потому что та являлась обладательницей лейкопластыря, которым однажды он залепил свой палец; эту реликвию она хранила в жестяной баночке из-под конфет от кашля. Впервые Мелисса увидела его с хоккейного поля.[66]На него ей указала девочка, которую ей поручили опекать во время игры. Мелисса читала про любовь с первого взгляда, но с ней самой такого еще не случалось. Позже она старательно вывела его имя на своем пенале, украсив завитками буквы «М», «т» и «н». Если она встречала Мартина, день прошел хорошо, если нет — отвратительно. Тот день, когда он случайно ее задел, проходя мимо на запруженном народом тротуаре, был просто восхитительным. Мелисса была на седьмом небе от счастья. Такой счастливой она чувствовала себя только раз — когда отец вернулся домой после войны.