Государево дело - Иван Оченков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если бы к вашей предприимчивости добавить хоть немного манер, вы были бы неотразимы! – дерзко заявила она и ловко вывернулась из моих рук.
– Увы, чего нет, того нет, – с легкой досадой отозвался я и обернулся к слугам: – Эй, кто-нибудь, позаботьтесь о лошади этой госпожи!
– Сделаем, бачка-государь, – поклонился татарин Равиль из хоругви Михальского и бросился выполнять мое поручение.
– Вы давно служите у герцога Странника? – поинтересовалась Женевьева, с сомнением глядя на меня.
– Давно, а что вас удивляет?
– Вы одеты просто, чтобы не сказать бедно, но вас все слушают. Кто вы такой, капитан Ганс?
Ответить я не успел, поскольку примчались запыхавшиеся фон Гершов с Паниным и почтительно поклонились мне. Как ни странно, эти два молодца крепко сдружились в последнее время, при том что Болик почти не говорит по-русски, а Федька не особо хорошо знает немецкий.
– Все готово, мой кайзер, – отрапортовал померанец.
– Хорошо, – кивнул я и, обернувшись, увидел, как госпожа Мюнхгаузен присела в реверансе.
– Прошу простить меня, ваше величество, за невольную дерзость, – пролепетала она.
– Не стоит, баронесса.
– И за это тоже.
– Не понял.
– Видите ли, сир, мой покойный супруг был не бароном, а имперским рыцарем. Вы несколько раз называли меня чужим титулом, а я вас не поправила.
– Ничего страшного, я ведь тоже не открыл вам свое истинное положение, не так ли?
– Мне следовало догадаться. Вы держались так властно и с истинно монаршим величием…
– Вот только манер недостает, – съязвил я.
– И это тоже, – охотно согласилась Женевьева. – Высокопоставленным особам часто недостает такта, ведь им все позволено!
– Вы неподражаемы! – не удержался я от смеха.
– Благодарю за лестную оценку, – снова присела она в реверансе, – но теперь прошу разрешения удалиться.
– Не торопитесь. Ваша лошадь еще не готова, да и слуга так и не нашелся. Раз уж вы угодили в такую передрягу, потерпите мое общество еще немного.
– Как будет угодно вашему величеству.
– Давайте немного пройдемся, пока не вернулись наши охотники. Я бы охотно послушал рассказ о том, как вы оказались в Брауншвейге.
Оставшиеся стоять у шатра Панин, фон Гершов и Михальский озабоченно переглянулись.
– Что за боярышня? – удивленно поинтересовался Федька.
– В лесу нашли, – коротко отозвался Корнилий.
– Эва! А что она там делала?
– Одно из двух. Либо за охотниками смотрела, либо сама охотилась.
– Нешто в неметчине девок на охоту берут?
– Берут, только к зверю не пускают. А эта едва в самую гущу не залезла.
– Похоже, она охотилась не на кабана, – хмыкнул Болеслав, как-то догадавшийся, о чем они говорят.
– Вы что-нибудь знаете о ней? – прищурился литвин.
– Слышал немного, – пожал плечами померанец.
– И что же?
– Ее муж служил еще в войсках Генриха Четвертого и, кажется, преуспел. Во всяком случае, когда он вернулся из Франции, денежки у него водились. А еще он привез с собой молодую жену, которая скоро овдовела. Родня попыталась наложить руки на наследство, тем более что детей у них не было. Но герцог Юлий Эрнст вступился за нее, и те отстали.
– И давно это случилось?
– Лет десять тому назад или около того.
– Ого! Сколько же лет этой вдовушке?
– Даже не знаю, – покачал головой фон Гершов. – Но, судя по всему, время над ней не властно.
– А может, она ведьма? – опасливо спросил Панин. – Тогда государя надо бы упредить.
Есть немало людей, почитающих самым главным изобретением человечества колесо. Другие ставят на первое место порох. Но как по мне, то главным для людей всегда был и будет огонь. Но с одним условием: если к нему прибавят мангал!
Насаженный на вертел кабанчик, которому так и не удалось избежать своей горькой судьбы, вращался над пышущими жаром угольями, распространяя по округе умопомрачительный запах. Один слуга вращал нехитрый механизм, следя за тем, чтобы не подгорело, второй поливал тушу вином, стремясь придать мясу мягкость, а почти два десятка аристократов голубой крови алчно следили за их манипуляциями.
Нагулявшие аппетит князья страстно желали вонзить зубы в сочную мякоть своей добычи, но пока что довольствовались более легкими закусками и дарами виноградников Рейна. Несколько лучше обстояли дела с той стороны, где устроился Иоганн Альбрехт. Его московиты или татары, кто их там разберет, пока все остальные гонялись за кабаном, настреляли разной пернатой дичи. Возможно, это мелочь, но она была готова куда раньше, нежели основное блюдо, и теперь Странник потчевал остальных участников охоты, как будто был тут хозяином.
– Что этот еретик себе позволяет! – пробурчал архиепископ, ковыряясь в паштете.
– Кажется, скоро будет готово, – принюхался Хотек, косясь на шумную компанию вокруг русского царя.
– Пожалуй, – согласился баварец.
– Интересно, кто эта дама рядом с мекленбуржцем?
– О чем вы только думаете! – поморщился Фердинанд.
– О том, что мы упустили интересную возможность.
– Вы говорите загадками!
– Никаких загадок, ваше преосвященство. Иоганн Альбрехт славится своим сластолюбием.
– Кажется, я начинаю понимать.
– К сожалению, нас опередили, но это можно попытаться исправить. Неужели в Италии или Испании не найдется новой Далилы, чтобы лишить силы этого еретического Самсона[111].
– Тише. Кажется, к нам идут!
Едва они замолчали, к ним подошел рында, державший в руках огромную чашу, и громко провозгласил:
– Боярин Хотеков, царь жалует тебя чашей зелена вина!
– Что он хочет? – испугался посланник императора.
– Кажется, он требует, чтобы вы выпили это.
– Но это невозможно!
– Увы, граф, – со смехом заявил подошедший следом за русским принц Ульрих, – отказаться от угощения русского царя, согласно московскому дипломатическому этикету, никак нельзя! Этим вы нанесете смертельную обиду и царю, и всем его подданным.
– Но тут же целое ведро, – взмолился чех.
– Всего половина! – бессердечно улыбнулся датчанин.
– За здоровье его величества, – пролепетал Хотек, принимая угощение, и, выпучив глаза, приложился к краю чаши.
Я, наблюдая за его стараниями, милостиво кивнул и тоже пригубил из своего кубка.