Петербургские ювелиры XIX – начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России - Лилия Кузнецова

В венке, сплетённом из лавровых и дубовых ветвей и окружившем главный щит с сенью, аккуратно разместились под соответствующими коронами восемь титульных гербов: объединённые на одном щитке гербы Великих княжеств Киевского, Владимирского и Новгородского, ставших основой русского государства, их окружают щитки с гербами позже присоединённых Казанского, Астраханского, Польского, Сибирского, Херсонеско-Таврического и Грузинского царств и великого княжества Финляндского. Внизу, в месте соединения ветвей, помещён утверждённый ещё 8 декабря 1856 года Родовой герб его императорского величества, образованный гербами фамилии Романовых и рода Шлезвиг-Голштинского. Хотя в высоту каждый из титульных гербов не дотягивает до трёх сантиметров, миниатюрные геральдические фигуры на них так тщательно исполнены, что легко различимы малейшие детали. Карл Бок мог гордиться столь точно и изящно сделанной работой с восхитительной чеканкой и тончайшей гравировкой.[631]

Разборчивые и понимающие толк в вещах покупатели хорошо знали и охотно посещали не только его магазин в Петербурге, но и другой, в Первопрестольной, расположившийся в доме № 6 на Кузнецком мосту. Да и коллеги по ремеслу настолько ценили Карла Бока как за справедливость и независимость суждений, так и за немалые знания тонкостей ювелирного дела, что в 1911 году избрали его депутатом от купеческого сословия по надзору за производством золотых и серебряных изделий.

Достойным наследником семейного дела стал Александр Карлович Бок. Но всё вскоре разрушила революция. Однако знания и умение, переданные отцом сыну, пригодились. Александру Карловичу Боку (не по своей воле) пришлось совместно с другими экспертами, под руководством минералога Александра Евгеньевича Ферсмана, разбирать русские коронные драгоценности, трудясь бок о бок с опытным Агафоном Карловичем Фаберже, внуком Густава Петровича Фаберже и экспертом Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца.[632]

Основателю фирмы Фаберже хотя и не так скоро, как хотелось бы, но почти через полтора десятилетия удалось всё же уладить денежные проблемы. Отныне Густав Петрович, значительно расширив мастерскую, смог нанимать первоклассных специалистов. Не позже 1854 года «бриллиантовых и золотых дел мастер Густав Фаберже» из дома № 11 перебрался в здание напротив, только что выстроенное домовладелицей Руадзе (генеральской дочерью и супругой титулярного советника, бывшего смотрителем зданий Императорских театров) и числившееся на той же «улице ювелиров» под № 16, заняв там гораздо более удобные и большие по объёму помещения.[633] Позднее этот дом на Большой Морской перешёл во владение к Кононову, а затем его купил полковник Н.Н. Гартонг, шталмейстер Высочайшего Двора. Магазин же преуспевающего ювелира до 1867 года находился в соседнем, принадлежавшем академику-ботанику Михаилу Степановичу Воронину[634] здании, под № 18.[635]

Достичь такого положения было совсем не лёгко. На Большой Морской царила жесточайшая конкуренция ювелиров, хотя внешне всё обстояло весьма благопристойно. В 1862 году 25 бриллиантщиков и золотых дел мастеров (из 193, работавших в Петербурге) проживали на этой улице, причём более половины из них, чтобы оказаться поближе к Невскому проспекту, располагали свои мастерские и магазины в домах, выходивших одновременно и на Кирпичный переулок.[636]

Густав Фаберже производил весьма традиционные и ординарные, но тем не менее пользующиеся спросом «модные в то время довольно неуклюжие золотые браслеты, брошки и медальоны в виде ремней с пряжками, более или менее искусно комбинированные. Предметы эти украшались камнями или эмалями».[637] Однако из ряда подобных работ изделия его мастерской отличались особой тщательностью выполнения.

К счастью, кое-что уцелело от разрушительного действия времени. В золотом браслете две змейки, устремившись навстречу друг другу, переплелись, пронзая своими гибкими телами кружки-шайбы, покрытые оливково-зелёной финифтью, красиво контрастирующей с сиреневато-красными пятнами аметистов.[638]

Причудливо изогнулась и сверкающая иссиня-чёрной эмалью змейка с алмазными глазками, служащая навершием золотой булавки, исполненной Августом-Вильгельмом Хольмстрёмом,[639] одним из тех ювелиров, кто начал ещё в 1857 году (да ещё сразу старшим мастером) работать на Густава Фаберже, но чей потенциал в полную силу раскрылся при сыне своего патрона.

Среди работников Густава Фаберже был и ставший его приятелем Петер-Хискиас Пёндин (? – 1881), уроженец городка Сант-Михеля в Финляндии. Патрон настолько доверял задушевному другу и партнёру, что в 1860 году, отправляясь в долгий европейский вояж, оставил на него и управляющего Валерия Андреевича Зайончковского все заботы о мастерской. Не кто иной, как Хискиас Пёндин, не стесняясь в случае надобности пускать в ход ремешок, всесторонне и добросовестно обучил началам ремесла хозяйского сына Карла, а позже, когда Густав Фаберже в 1872 году уехал в Дрезден, стал подлинной опорой и надёжным помощником воспитанника[640], вскоре прославившего свою фамилию.