Наследник императора - Александр Старшинов

«Дух мщения…» — вспомнил Везина распростертое на андезитовом круге изуродованное тело римского солдата.

Децебал вдруг пошатнулся и упал. В первый момент Везине показалось, что царя поразило молнией. Телохранители подняли владыку, подхватили под руки и повели к дворцу. Народ молча расступился. Лишь слышались плач и непрерывный кашель — крепость заволокло дымом, и даже порывы сильного ветра не могли его разогнать — они лишь гнали огонь от дома к дому.

Растерянность охватила всех, кто увидел этот очевидный и презрительный ответ Гебелейзиса. Прежде боги были снисходительны к их народу, ныне они не желали победы Децебалу и не собирались спасать его столицу. Царь двигался как во сне, с трудом переставляя ноги и опираясь на плечо одного из телохранителей, но, казалось, ничего не слышал и не видел. Следом за ним шли двое — Бицилис и Везина.

— Диег! — позвал вдруг Децебал, позабыв, что брат его, верный во всем помощник, пал в недавней битве, как и любимый старший сын Скориллон. Внуки, мальчишки, сыновья дочери, бежали вслед за телохранителями, сжимая в руках сики, — их детские руки еще не в силах были орудовать фальксами, но с кривым кинжалом обращались мастерски.

Однако Везина не пустил в покои Децебала ни мальчишек, ни телохранителей, лично довел царя до кровати и усадил — ложиться тот отказался. Последний свой совет в столице Децебал держал лишь с двумя пилеатами.

— Если начнется штурм и станет ясно, что крепость не отстоять, уйдем к нашим храмам, — предложил Везина. — По северному склону спустимся вниз и побежим на север. Там нас примут вожди свободных даков.

— Многие воины хотят драться до конца, — возразил Бицилис. — Их в будущем ждет прекрасная и новая жизнь, как обещал Замолксис.

— Боги отвернулись от нас! — закричал Везина. — Или ты не видел? Уходи, великий царь! Это не люди — боги нас гонят отсюда.

Внезапно дождь наконец прорвался в столицу, струи воды обрушивались, гася пламя, бревна и раскаленные камни шипели, будто змеи, удушливый дым заползал в окна. Город все еще не хотел умирать. Децебал повернулся к окну и стал смотреть на рушащийся с неба поток. В глазах его была смертная тоска, как будто он, умирая, искал, за что зацепиться, чтобы спастись, но не находил.

Дверь отворилась, и в комнату вошел Сабиней. Простой комат по-прежнему числился в сотрапезниках царя, хотя Децебал порой гневался и гнал Сабинея от себя. Сейчас комат был весь в копоти, и от него воняло дымом — с южной стены он ушел последним.

— Надо бежать, великий царь, — сказал он. — На север или на восток. Крепость нам не отстоять, южная стена вот-вот рухнет. Уйдем, пока дорога еще не перерезана римлянами.

— Да, мы уйдем на север — в Пятра Крави, — внезапно не то взвыл, не то закричал Везина. — Там, на севере, встретим римлян, утопим их в водах Мариса, не позволим им пройти! Зимой вернемся, обернемся волками и загрызем их…

Децебал глянул на Везину налитыми кровью глазами. О, если бы сила его ненависти равнялась силе физической — он бы голыми руками передушил всех захватчиков, всех до одного.

— Столицу не отстоять, — поддержал Сабиней Везину, хотя прежде они смотрели друг на друга волками. — По северной тропе можно спуститься небольшими отрядами.

Все ждали ответа Децебала, но тот сидел недвижно, будто окаменел, и молчал. Взгляд его по-прежнему безжизненно скользил по лицам окруживших его друзей, будто не видя.

— Встретимся в Капилне, — предложил Везина, так и не получив от царя ответа.

— Я останусь, — заявил Бицилис. — Буду защищать крепость до конца.

— Я уйду… — произнес внезапно Децебал. И после долгой паузы добавил: — Но потом вернусь и сокрушу Траяна.

* * *

Гроза наконец ушла, погасив пожар, но над крепостью в небо поднимались столбы густого дыма. Римляне обстреляли стену камнями из баллист, и она рассыпалась жаркой, мечущей искры грудой. Однако сразу же лезть в пролом штурмующие не могли — по раскаленным камням невозможно было ступать даже в калигах.

Ночью защитники крепости строили новую стену позади разрушенной — клали камень, скрепляли деревянными штифтами. Работать было светло: костры за стеною давали достаточно света. Младший сын Децебала, еще совсем мальчишка, не ушел с царем — остался с защитниками.

— Замолксис примет тебя с радостью! — Бицилис положил ему руку на плечо.

Если парню и было страшно, то он не подал виду.

— Сабиней говорил как-то, что умеет оборачиваться волком. А я смогу? — спросил мальчишка.

— Сможешь, — пообещал Бицилис.

Те, кто оставался, как будто не замечали, как просачиваются к восточным воротам один за другим телохранители из царской свиты. Если им надобно уйти в сакральную зону — значит, так повелел им царь и верховный жрец. Бицилис видел, как скользит к восточным воротам, закутавшись в плащ, Везина, и отвернулся. Каждый теперь шел своим путем. И не только сам шел, но и других толкал — каждый в свою сторону.

* * *

Сабиней тащил на плечах здоровенный кожаный мешок с вещами — припасами, одеждой и тем нехитрым скарбом, что должен пригодиться семье в дороге. Флорис следовала за ним, держа спящего сына на руках. Малыша назвали Торном, но Сабиней знал, что тайком жена кличет малыша Луцием, и не запрещал ей этого делать.

Флорис никогда не бывала прежде в сакральной зоне. С замирающим сердцем миновала она восточные ворота. Сразу за воротами шла мощенная известняковыми плитами дорога. Возле самой стены находились деревянные бараки и склады, а дальше можно было разглядеть массивные столбы, стоявшие в ряд, будто солдаты, построенные в центурию. Правда, их здесь было пятнадцать в ряду — и рядов четыре. Шестьдесят — вспомнила школьный урок математики Флорис, меньше центурии, точно… Она сделала несколько шагов и увидела второе святилище — все те же деревянные столбы на каменных основаниях, только числом куда меньше. Справа от святилищ тянулась стена, сложенная из блоков известняка, с несколькими сторожевыми башнями. Слева, насколько могла разглядеть Флорис в красноватом свете пожарища, что по-прежнему подсвечивало небо, — невысокая стена укрепляла склон террасы. Еще дальше над столбами святилища поднимался темный массив плавильной мастерской — прежде в мастерской день и ночь пылал огонь, теперь дакам было не до выплавки металла, и печь погасили.

Сабиней, идущий впереди, свернул с мощеной дороги, оставив слева андезитовый круг. Флорис невольно обернулась. Воображение тут же заполнило стыки камней запекшейся кровью. Сабиней прошел между двумя круглыми святилищами — столбы разной высоты образовывали подобие лабиринта. Наружный двойной круг был выложен блоками андезита вплотную друг к другу.

— Наш календарь, — прошептал Сабиней.

Сейчас в красноватом свете пожарища и холодном свете неполной луны место это выглядело особенно зловещим. Флорис обмирала от страха, глядя на древние каменные плиты, на покосившиеся деревянные колонны. Римляне всегда опасались чужих богов, тех, кого им еще не удалось умилостивить. На чьей сейчас стороне Замолксис, Флорис не ведала. Но ей показалось, что беглянке и жене беглеца лучше пред их божественные очи не попадаться.