Польский крест советской контрразведки. Польская линия в работе ВЧК-НКВД. 1918-1938 - Александр Зданович

К личности Штурм-де-Штрема я еще вернусь. А пока выскажу несколько соображений о том, почему в 1933 г. начались репрессии против польских политических эмигрантов. В течение двух лет (1930–1932) с разной интенсивностью велись советско-польские переговоры о заключении пакта о ненападении. И даже когда 25 июля 1932 г. этот документ был подписан, прошло еще более полугода до его ратификации. В это время маршал Пилсудский проводил консультации с представителями военного и дипломатического ведомств, выслушивал их предложения по дальнейшему ведению дел с СССР. Среди тех, кто приглашался на встречи, был и военный атташе в Москве полковник Я. Ковалевский. Из сведений, которыми он обладал, следовало, что восточный сосед не предпримет военных действий в ближайшее время и можно не торопиться с ратификацией договора. Советским политическим и военным руководством был оценен факт назначения на пост министра иностранных дел Польши Ю. Бека, не отличавшегося особой враждебностью по отношению к СССР. Заменен был и посол в Москве. Совершенно неожиданным для советского дипломатического представителя в польской столице В. Антонова-Овсеенко было приглашение на встречу с влиятельными соратниками Пилсудского. На этой встрече, состоявшейся 21 октября 1932 г., присутствовали бывшие начальники 2-го отдела ПГШ В. Медзиньский и И. Матушевский, а также вице-министр финансов А. Коц[685]. Примечательно то, что все они являлись бывшими многолетними руководящими сотрудниками Польской организации войсковой. Беседа с советским послом касалась в основном проблемы безопасности перед лицом побеждавшей в Германии нацистской партии и вытекавшей отсюда угрозы. Таким образом, можно было констатировать стремление польского руководства к некоторому сближению с СССР по ряду позиций.

Ответным шагам советской стороны могли препятствовать не просчитанные до конца действия польской секции Коминтерна и ЦК польской Компартии. Такого рода факты уже имели место ранее. К примеру, руководство ЦК КПП в 1924 г. реально поддержало троцкистскую оппозицию в РКП(б), приняв соответствующую резолюцию, и, не задумываясь о последствиях, направило ее в Москву. По этому поводу И. Сталину пришлось специально подготовить речь и выступить с ней на заседании польской секции Коминтерна 3 июля 1924 г.[686] Позиция польских коммунистов привела к тому, что на V конгрессе Коминтерна была образована польская комиссия, а Сталин стал ее председателем. Понятно, что эта комиссия была призвана разрешать возникавшие конфликты с КПП и внутри самой КПП. Далее, находившееся в Польше руководство КПП во главе с А. Барским поддержало переворот Пилсудского в 1926 г. Члены Компартии даже участвовали в столкновениях с правительственными войсками на стороне путчистов. На заседании Политбюро ЦК ВКП(б) от 20 мая 1926 г. было постановлено: «Считать серьезной политической ошибкой ЦК КПП лозунг поддержки „революционных войск, выступивших под командой Пилсудского“»[687].

Подобных и иных серьезных ошибок, включая и специально спровоцированных польскими спецслужбами, способных обострить отношения между СССР и Польской Республикой в период подготовки пакта о ненападении и после его подписания в 1932 г., руководство СССР стремилось избегать. Поэтому контроль за действиями КПП, прежде всего ее подпольных структур, был усилен по всем направлениям.

После длительной дискуссии об ответственности за «майскую ошибку» сменилось высшее руководство КПП. Во главе партии в 1929 г. встали представители так называемого «меньшинства» во главе с Ю. Лещиньским-Леньским[688]. Борьба между «большинством» и «меньшинством» носила ожесточенный характер. И индикатором здесь был вопрос о провокации. Если раньше об этом старались громко не говорить, то теперь обвинения в провокаторстве сыпались «как из рога изобилия». Для этого, к сожалению, были основания.

Еще до переворота Пилсудского политическая полиция и контрразведка Польши основное внимание уделяли работе против коммунистов. Количество арестованных за коммунистическую деятельность постоянно возрастало. Если в 1922 г. арестам подвергся 231 человек, то уже через четыре года в застенках оказались 1958 польских граждан и иностранцев[689]. После переворота Пилсудского репрессии не пошли на спад. Немалую роль в этом сыграло и то обстоятельство, что в политическую полицию и контрразведку возвратились многие из изгнанных в 1923 г. пилсудчиков. А это были кадры, закаленные в советско-польской войне, приученные применять самые жестокие методы допросов, преследуя при этом, конечно же, и цели склонения арестованных к секретному сотрудничеству. Польский историк А. Мисюк отметил в своем исследовании по истории спецслужб Польши, что «с 1926 года принцип аполитичности ГП (государственной полиции. -А.З.) перестал носить обязательный характер вследствие доминирования лагеря пилсудчиков…»[690] В архиве Польского бюро ЦК КПП сохранились копии материалов польской политической полиции, добытые через возможности Коминтерна или советской разведки. Они свидетельствуют о реальных фактах вербовки членов Компартии и комсомола, а также дальнейшего их использования для парализации активности подпольщиков[691]. Нелегальный аппарат ЦК КПП подготовил и направил в Москву проект воззвания по поводу провокации. С выехавшей через Данциг в СССР группой комсомольцев подпольный центр направил отчет о провокаторах и просил доложить его в ОГПУ[692].

По имеющимся в моем распоряжении данным, как минимум с 1929 г. начала свою работу так называемая комиссия безопасности КПП, призванная расследовать поступавшие сигналы о провокаторской деятельности отдельных польских коммунистов и комсомольцев[693]. Возможно, что и в других коммунистических партиях имелись подобные комиссии, но пока об этом историки не писали. Но даже если они и были, то нет сведений о существовании комиссий по борьбе с провокацией в соответствующих секциях Исполкома Коминтерна. А вот в польской была до 1933 г. И даже после ее ликвидации работой по разбору дел о провокации продолжал занимался лично Э. Прухняк — кандидат в члены Политбюро ЦК КПП и член Президиума ИККИ.

Еще одна «комиссия безопасности» — при Политбюро ЦК КПП — существовала до 1936 г. Первоначально ее возглавил член партии (ППС-левицы) с 1917 г. В. Бертинский («Желтовский»). С 1919 по 1925 г. он работал в подпольной организации КРПП (название Коммунистическая рабочая партия Польши существовало до 1925 г., а затем она была переименована в КПП), выехал в СССР в 1925 г. и трудился в Коминтерне. По направлению Политбюро ЦК КПП Бертинский с октября 1926 г. служил в польском отделении КРО ОГПУ в должности помощника начальника этого отделения и отвечал за работу по политэмигрантам из своей страны. В сентябре 1929 г. он был откомандирован в распоряжение ЦК ВКП(б) и, вероятно, именно с этого времени возглавлял «комиссию безопасности» КПП[694]. Вполне естественно, контакты со своими бывшими коллегами он не порывал. Некоторые сотрудники польского отделения, арестованные в годы массовых репрессий, даже указывали на некую зависимость уполномоченного В.И. Осмоловского от его предшественника. И даже когда последний возглавил отделение, то плотные контакты с Бертинским по вопросам контрразведывательного обеспечения политэмигрантов продолжались[695]. С разрешения руководства ОГПУ последний даже присутствовал при допросах подозреваемых в провокации лиц.