Дороги скорби - Павел Серяков

— Так их же перебили в первой войне Трефов.

— Так говоришь, словно была и вторая! — барон Рутгер не отрывался от бурдюка. — Даст Бог, больше войн не будет.

— Даст Бог! — поддержал Гуннар. — Только бы сначала дал эту войну пережить.

— Звучит как хороший повод выпить. Эх, чем черт не шутит! Кнехты, тащите пиво, отбитое у исенмарских псов! Ночка-то какая, аж помирать неохота!

— Да помрем — нас наша святая закопает.

— С чего бы ей этим заниматься?

— Да с того, что она каждого висельника на своем пути из петли вынимала. В начале войны её так и назвали: Репейная Банши. Многих покойников она своими руками похоронила.

— А ты еще кто, а, лысый? — захохотал уже изрядно хмельной барон Рутгер. — Не похож ты на солдата. Руки вон аж лоснятся.

— Энто медик наш, ваше благородие, из гнездовских он!

— Ты, барон, на начальника полевого госпиталя не рычи! Дирк — это из Гнездовья.

— Так ты и твои медики… Штопать да кромсать нас с самого утра будете?

— Да, — ответил Дирк улыбаясь. — Буду, а вы не будьте бабами.

— Не мочитесь сидя! Так говаривает наша Святая.

Добрый десяток человек повалился от хохота:

— Наша Святая ерунды не скажет.

— Так не Святой же слова, — сказал Дирк, но его никто не услышал. — Так говорил мой друг…

— И мой друг так говорил, — тихий женский голос заставил Дирка обернуться. — Иво рассказывал о тебе, Дирк, коронер из Гнездовья. Жаль, найти я тебя не смогла.

— Помощник коронера, — поправил Дирк незнакомку. — Как он там, Иво?

— Помер, наверное. Плох он был да и характер имел скверный.

От одного её взгляда на душе Дирка начинали скрести кошки.

— Я не узнаю тебя, ты же новая медичка из моих? Говорили, что из Рябчикового монастыря пришлют монашек, но ты не монашка. Не похожа…

Веселье у костра шло полным ходом.

— А как выглядит-то без доспехов Святая?

— Баба же, сказали тебе.

— Да не баба! А курочка!

— Цыпочка.

— Говорят, красоты она необыкновенной. Волосы — во! Титьки — во! — кричал солдат, размахивая руками. — А глаза, те синее неба! Кожа, что твои шелка, а задница… Ух! Мое почтение.

— Все бы святые такими были, я бы в храмах чаще бывал.

Бойцы веселились. Гуннар бросил взгляд на холм, где проходил совет армий, и увидел, что командующие расходятся.

— Ну, пора мне, мужики. Надеюсь, еще так посидим.

— Да посидим, Грошевая дурачина!

— Куда денемся!

— Гуннар, уже уходишь?!

— Да, Рутгер, и тебе не советую засиживаться.

Старший сын Хладвига протискивался через людей и, когда наконец вышел туда, где попросторнее, увидел того самого начальника полевого госпиталя Дирка, а рядом с ним девушку в сером платье, с коротко остриженными волосами. Высокая и худая. Огромные зеленые глаза и россыпь веснушек. На её лице было много шрамов. Гуннар не мог понять, красивая она или нет. Он не любил тощих и тем более не увлекался медичками, зная, сколько у тех обычно бывает кавалеров.

— Не похожа ты на монахиню, — сказал Дирк, и старший сын Хладвига не смог сдержать смеха.

— Они все себя монашками называют. Главное, чтоб у тебя в кошельке звенело да в портках стояло.

Медик не оценил юмора и зло посмотрел на Гуннара, а вот девка, кажется, улыбнулась.

— Ты же из Грошевых?

— Да.

— Среди вас есть человек по имени Фридрих?

— Тебе-то что?

— Ищу его. Меня зовут…

— Нет у нас таких, и мой тебе совет: не лезь сегодня к секарям. Не о бабах нам надо думать. Вон — медика окучивай, он не из бедных. — Гуннар, махнув рукой, отправился навстречу Лотару.

Грядущий день не предвещал ничего хорошего, а Фрида так и стояла, провожая взглядом уходящего человека.

— Он урод, — произнес Дирк и положил руку на плечо девушки. — Найдешь ты своего Фридриха. Кто ищет, всегда находит.

— Спасибо тебе.

— Послушай, если ты не из госпиталя, откуда ты тогда?

— Пурпурная Саламандра.

— Что… Подожди. Это же не…

— Не все, что тут говорили, правда, — она поцеловала его в щеку и, уходя, лучезарно улыбнулась: — Спаси каждого, кто попадет к тебе на стол. Ты не имеешь право халтурить.

Утром, стоило туману отступить, начался бой. Самый страшный за всю историю Гриммштайна.

Бешено. Бешено. Бешено билось её девичье сердце. Сквозь узкую щель забрала Фрида видела змееподобную тварь, нависшую над телом убитого бойца.

Она забыла, как оглушительно громко ревели рога кальтехауэров, сдвинувшие со своих мест армии. Забыла сигналы, сцепившие войска в изумительно страшном танце. Забыла, как армия Гриммштайна вошла в клинч с превосходящим числом войском конунга Эгиля. Ей это было неинтересно. Больше неинтересно.

Фриду стащили с коня арканом. Она уцелела чудом, а смерть поцеловала другого человека. Она видела, как под ударом молота осыпалась кольчуга. Не чувствуя боли, но шатаясь встала на ноги и продолжила сечь мечом в разные стороны. Техника уже не играла роли. Удар ради удара. Удар ради выживания. Дама Треф уже не различала гербов, ей были не важны цвета накидок, сокрытые под слоем грязи, перемешанной с кровью. Фриде было плевать, ведь сквозь узкую щель забрала она видела Великого Змея и ярость закипала в её крохотном, но огромном сердце.

Уже не существовало холма, на котором Трефов отсекли от остального войска. Аристократ, имени которого она не помнила, был поднят на пики. Она видела, как Лотар и его секари сражались по ту сторону холма. Кто-то налетел на нее и повалил навзничь. Ополченец в кольчужном капюшоне. Глаза, округлившиеся от ужаса, и пузырящаяся кровь на обветренных губах. Он хватал ртом воздух, а после обмяк. Кто-то стащил с нее тело и помог подняться. Боец с родимым пятном на лице. Кажется, один из Саламандр. В пылу сражения этот человек успел несколько раз похлопать её по шлему.

— Ну, же! — крикнул он, но все это не имело значения. Через узкую прорезь забрала Фрида видела лишь Великого Змея и тело, лежащее у его ног.

Трефы подняли щиты, и град стрел обрушился на них с неба. Падали и свои, и чужие.

— Они работают по своим! — проорал один из бойцов, но здесь было сложно понять, кто свой, а кто чужой. Командир Саламандр схватил её за загривок и потащил назад:

— Они наступают! Мы уходим с холма!

За его спиной Фрида видела обращенную в ужас армию короля Рудольфа. Вдалеке враги прорвали златоградский строй и подступали к ставке короля. Даме Треф было наплевать на короля, Трефов, Вранов и остальных. Сквозь узкую щель забрала она видела закованного в доспехи Великого Змея.