Мрак под солнцем - Чингиз Абдуллаев

Инес заметила, что Бернардо нет рядом, и удивленноогляделась. Куда он мог деться, подумала она. Бернардо достал наконец свойпистолет. Фидель обернулся. И увидел направленное на него дуло оружия.

Вот и все, почему-то подумал «команданте». Так просто иглупо. Бернардо поднял пистолет.

Инес, начавшая серьезно беспокоиться, поднялась из-за стола.Фидель смотрел на оружие и ничего не говорил. Он просто сидел на диване и ждал,когда раздастся выстрел. За четыре десятка лет он много раз смотрел смерти влицо и знал, как должен умирать мужчина.

Он не боялся смерти.

Бернардо прикусил губу. Это оказалось труднее, чем онпредполагал. Одно дело — убивать агентов или профессионалов, другое — вот такпросто выстрелить в живую легенду двадцатого века. Он вдруг почувствовал, что унего дрожат руки.

Фидель, кажется, понял состояние этого инвалида, поднявшегона него свое оружие. Он незаметно усмехнулся.

— Это не так трудно, как вы думаете, — сказалКастро, — нужно просто нажать на курок.

Бернардо разозлился. Неужели он этого не сделает? И в этотмомент раздался крик Инес, так бьющий по нервам.

— Бернардо!

Он обернулся.

Она стояла в дверях, вся красная от гнева. Она поняла, зачемон остался на Кубе. Она сразу поняла.

Фидель неторопливо поднялся с дивана, посмотрел в глазасвоему убийце.

— Это нечестно, — сказал вдруг он, — простонечестно, молодой человек. Люди скажут, что Кастро убил инвалид. И,повернувшись, пошел навстречу Инес. У Бернардо в его пистолете было двапатрона, на случай первого промаха. Он снова поднял оружие. Перед ним былаширокая спина «команданте».

«Не думайте о том, кого будете убивать, — любилговорить Чернов, — думайте о себе». Он вспомнил эти слова.

И нажал на курок.

— Бернардо! — что-то поняла в этот момент Инес,бросившаяся ему навстречу. Кастро обернулся. Выстрел попал Инес прямо в сердце.Она почему-то улыбнулась и, откинувшись, упала на пол.

В комнату ворвались люди, у многих охранников в руках былооружие.

— Не стрелять, — перекрывая шум, крикнул ФидельКастро, — осторожнее, здесь убита женщина!

И только теперь Бернардо понял, что он наделал. Он убилИнес. Убил единственную свою женщину, равной которой у него никогда не было. Иникогда больше не будет. Он вдруг ощутил небывалую тоску, словно плачмиллиардов потерянных существ, возникших и развивавшихся за миллионы лет до егорождения, слился в нем воедино. Он закричал. Все замерли. Стоявшая у дверейГабриэла перестала плакать.

И тогда быстро, словно боясь, что его лишат этой радости, онприставил пистолет к голове и нажал на курок.

— Похороните их вместе, — сказал «команданте». И этобыли единственные слова после выстрела.

Роджер лежал на носилках и смотрел в небо. Оно сегодня былочерно-голубым, словно невидимый художник перемешал все краски. К нему кто-топодошел.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил знакомыйголос.

— Спасибо, Майкл, — он узнал говорившего.

— Уже все в порядке, Роджер. Мы их всех взяли, всех доединого.

— Вы идиоты, — кричал на другом конце садаХаргривс, — вы сорвали самую важную операцию в нашей истории! Вы опошляетесаму идею разведки! Вас всех отстранят от работы!

Когда его вели мимо Робинсона, он замер. Роджер чутьприподнял голову, хотя даже это причиняло сильную боль.

— Харгривс, — позвал он полковника.

Полковник посмотрел на него.

— Нет такой идеи, во имя которой можно убиватьлюдей, — тихо сказал Роджер, — нет, слышите, Харгривс, нет и не можетбыть.

Он закрыл глаза. Кто-то тронул его за рукав. Роджер открылглаза. Над головой стоял Майкл. Он улыбался.

— У меня к тебе просьба, — сказал сотрудник ФБР.

— Только не проси меня все вернуть, — попросилРоджер, — кажется, я сломал все твои игрушки.

— Можешь оставить их себе, — махнул рукойМайкл, — у меня их много. Я прошу о другом. Можно, я оставлю себе напамять твою желтую шапочку?

— Зачем она тебе?

— А я буду показывать своим сыновьям. Понимаешь, я ведьтоже бреюсь по утрам. И каждое утро смотрю на себя в зеркало. Хочу объяснитьпарням, что нужно жить так, чтобы иметь возможность бриться. Чтобы смотреть взеркало и уважать эту физиономию.

Роджер усмехнулся.

— Оставь, — сказал он, — пусть она останетсяу тебя.