На Пришибских высотах алая роса - Лиана Мусатова

Но расслабляться было рано. Начал «плеваться» бронетранспортер, отстоящий на несколько метров от окопа в глубине немецких позиций. Явно было видно, что он не на ходу, и его противник использовал, как отдельную огневую точку. Чтобы относительно спокойно жить в завоеванном окопе, надо было уничтожить экипаж этого бронетранспортера. Можно было, конечно, подождать пока подтянутся пулеметчики, но он их мог бы и не подпустить. Костя решает его атаковать. Вооружившись противотанковым ружьем, он пополз. Надо было преодолеть некоторое расстояние, чтобы бронетранспортер попал в зону достижения, и, кроме того, выбрать такое положение, чтобы попасть в бензобак. Он надеялся, что в нем остались еще остатки бензина, ведь как-то он пришел на это место. Кто-то из окопа стал бросать гранаты впереди него, поднимая комья земли. Костя понял, что бойцы таким способом прикрывают его. Наконец он добрался до овражка – очень удобного для позиции. Только с третьего раза он попал в бензобак, и в бронетранспортере все запылало. Стали выскакивать солдаты, сбивая на ходу пламя и удаляясь по ходу сообщения. Костя отметил, что каждый спасался сам по себе, и никто не пытался помочь друг другу. Это было странно видеть, ведь среди советских солдат преобладало правило: «сам погибай, а друга выручай».

21.

Пришибские высоты возвышались на несколько метров над уровнем моря и господствовали над окружающей местностью. Подступы к ним просматривались на много километров. Они были ключом немецкой обороны на фронте Ударной армии «Юг». «Командование группы армий «Юг» возложило оборону рубежа по р. Молочной на потрепанную в Донбассе 6-ю армию под командованием генерал-полковника Холлидта, усилив ее свежими дивизиями, срочно снятыми с других участков. К 15 сентября сюда на самолетах из Крыма были переброшены 5-я авиаполевая и 101-я горнострелковая дивизии, а к 20 сентября на этот рубеж отошли остатки 6-й и часть сил 17-й немецких армий, всего 10 пехотных, 3 горнострелковые и 2 танковые дивизии».[28]

Хотя эти соединения и были изрядно биты, командование рассчитывало на то, что при наличии хороших оборонительных сооружений они смогут оказать упорное сопротивление, и не позволят советским войскам овладеть этими позициями. Кроме того, были приняты меры по укреплению стойкости солдат. Офицерам вменялось в обязанность расстреливать тех, кто убегает с занятых позиций или проявляет неустойчивость, чем дезорганизует остальных. Позади неустойчивых подразделений располагались заградительные отряды, которым было приказано расстреливать отступающих. Командование было уверенно, что этих мер достаточно для удержания рубежей.

Во что бы то ни стало, надо было вырвать этот ключ из рук фашистских захватчиков и сокрушить их. Немцы оказывали бешенное сопротивление, ведя огонь исключительно большой плотности. Немецкая авиация бомбила советские боевые порядки. Не уступала им и советская авиация. В подготовительный период до 26 сентября ей была поставлена задача ночными действиями уничтожать живую силу, производя бомбометание по боевым порядкам пехоты и артиллерии противника, а также разрушать железные дороги и переправы, коммуникации и узлы железных и грунтовых дорог. Во время проводимых операций она должна была подавлять огневую и живую силу противника в полосе прорыва и не позволять противнику подтягивать резервы. Также в ее задачи входило прикрытие продвижения боевых порядков советской пехоты, сосредоточения и ввода в прорыв боевых групп для обеспечения выполнения поставленных задач.

По времени и ходу сражений, Ада видела, что наша авиация все более оттачивает способы взаимодействия с наземными войсками. Их не удовлетворяло то, что применялось раннее. И это понятно: сталинские соколы достигли высокой степени выучки, особенно, когда касалось прикрытия. Сопровождая штурмовики или бомбардировщики, истребители ограничены в маневре и скорости. Но вот Ада замечает, что сейчас они применяют что-то новое. Истребители появляются в небе заранее и барражируют, как бы окаймляя район будущих действий. Ада понимает, зачем это надо, и радуется новой тактике своих соплеменников. А надо им это для того, чтобы иметь преимущество и в скорости, и в маневренности. Они, как бы набрасывали колпак на будущий район боевых действий, прочесывая воздушное пространство, и, не позволяя проникнуть ни одному вражескому истребителю. Непосвященному зрителю не были понятны эти действия, но Ада ведь понимала все. И как ей хотелось сейчас быть там, в высоком небе, а не сидеть здесь, зарывшись в землю. Как же ей хотелось взмахнуть крыльями и полететь, и пусть упасть с высоты, камнем ринуться вниз, но прихватить с собой парочку фашистов. Но у нее забрали крылья, подрезали на самом взлете. А тем временем к месту боевых действий прибывают наши ударные группы – эшелоны штурмовиков и бомбардировщиков. И что тут начинается! Взрывы бомб и снарядов, густо засевая поле сражения, возносят кверху груды мокрой земли. В небе восстает стена плотных разрывов. Картина и грозная, и величественная, как по красоте или ужасу, смотря как воспринимать, так и по масштабности. Копоть, дым смешиваются с землей и напоминают извергаемую вулканом лаву. Сталинские соколы идут волна за волной. Внизу – штурмовики, над ними бомбардировщики. Вот «илы» нырнули под облака, образовавшиеся от взрывов бомб, прижались к земле. Упоенные боем, примерно на высоте в полтора километра, визуально определяет Ада, носятся истребители, охраняя опекаемый объект. Но вот со стороны солнца к ним приближается четверка «Фокке-Вульф-190а». Ада нервно вскакивает, кричит: «Фоккеры, Фоккеры!» Как же она хочет, чтобы летчики услышали ее, увидели опасность, а враг уже пикирует на наши машины. Но в это же мгновение, Ада замечает, что наши разворотом на 180 градусов, все вдруг идут на противника. Она прыгает от радости, хлопает, как маленькая девочка в ладоши и кричит: «Молодцы!» Немцы не выдерживают лобовой атаки, шарахаются в стороны и исчезают в дыму. Но вскоре они снова показываются из-за облаков. Наши с полупереворота сближаются с ними. Мелькают пулеметные трассы. Один из «фоккеров» задымил, и пошел к земле. Закрутилась карусель воздушного боя, и Ада была там, рядом с ними. Она радовалась их успехам, понимая, что безвозвратно прошли времена неуверенности, порой граничащей с растерянностью. Ее коллеги избавились от тягостных мыслей о постоянной опасности, подстерегающей их на каждом шагу. И действуют раскованно и уверенно. Эта уверенность в свое превосходство, в свою силу, чувствуется в каждом вираже машин, в каждом выполнении фигуры или приема. Самолеты носились в схватке, меняя скорость и положение в пространстве, выполняя разные технические приемы, демонстрируя высокое качество пилотажа. Невозможно уследить за всеми. Но вот в поле зрения попадают две машины – ведущий и ведомый. Ведомый резко делает левый переворот, чтобы успеть на выручку товарищу, на которого наседают стервятники, и поэтому сильно снижается. Ведомый следует за ним и попадает под трассы «эрликонов». Понимая опасность, Ада кричит: «Отстань, отстань!» Она знает, что, целясь в таких случаях в ведущего, обязательно попадают в ведомого. Парню бы надо было отстать, но разве все учтешь в разгаре боя. Оставляя дымный след, он планирует над укрепрайоном и садится по ту сторону, на занятой врагом территории. Жалко парня, но помочь ему ничем нельзя. Ада в бессильном отчаянии стискивает кулаки. Больше потерь с нашей стороны не было. Так и не сумев прорваться сквозь заслон «яков», немецкие самолеты ушли. Улетели и наши, выполнив свою задачу: изрядно потрепав живую силу противника и, взрыхлив знаменитую линию «Вотан». Теперь настала очередь пехоты.