На Пришибских высотах алая роса - Лиана Мусатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Котя!
– Катя!
– Тася я, Тася! То была Катя-разведчица, а теперь я Тася – переменщица.
У нее подкосились ноги, и она опустилась на землю. Целый ураган мыслей пронесся в голове и о том, что это радость и счастье, встретить его и сказать, что у них есть сын, и о том, что судьба так коварна – подарила радость на пороге смерти. Все это смешалось, и выразилось грустной улыбкой. Хотелось поцеловать друг друга, закружить в объятиях, но по уставу это было не положено. Она даже здесь при всех не могла сказать ему о сыне. Костя подал руку, помогая подняться с земли.
– А какое твое настоящее имя?
– Тася, Таис советская, – сказала с деланной улыбкой.
Она отошла в сторону, сжимая в руках пилотку, потому что на них уже стали обращать внимание. Взводный показал им с Люсей их позицию. Глядя вперед, на склоны высот, по которым им непременно надо будет бежать в атаку, подумала, что тут они, как на ладони, и остаться в живых у них очень маленький шанс, если не просто чудо. Надо успеть до атаки сказать Косте о сыне. Он должен знать, что стал отцом. Это придаст ему силы и будет стимулом бороться за жизнь. Она выбрала момент, когда возле него никого не было и, проходя мимо, прошептала: «У нас есть сын – Костя». Катя успела заметить, как огонь метнулся в его глазах, но тут же они услышали:
– Первых – к ротному!
Проходя службу в штрафном формировании, штрафники могли приказом по формированию назначаться на должности младшего командного состава с присвоением званий. Костя за удачно проведенные операции уже дважды повышался в звании. Он был ефрейтором, младшим сержантом, а теперь ему присваивалось звание сержанта.
– Младший сержант Первых по вызову прибыл! – отрапортовал Костя.
– Вольно. Садись, сержант.
Костя с удивлением посмотрел на ротного.
– Не удивляйся. Подписан приказ о повышении тебя в звании. Воюешь ты грамотно, смело, с риском, но без авантюризма. А дни предстоят нам жаркие, несмотря на то, что на дворе осень с ночными заморозками. Принимай командование третьим взводом.
– Так, вроде звание… не то… не достаточно…
– У тебя опыта достаточно… а командного состава, как видишь, не хватает.
– Служу трудовому народу! – отрапортовал новоиспеченный сержант Первых… и отец.
Возвращаясь в окопы бегом, подпрыгивая на ходу, как маленький мальчик, выражал свою радость по поводу отцовства. «Надо же! У меня есть сын! Сын! Даже, если я погибну, мой род будет жить!» Он сразу же подошел к Кате:
– Как зовут нашего сына?
– Костя. Я записала его с твоим отчеством, но на двойную фамилию Первых – Табаченко, хоть и нет у нас регистрации брака. Думала, кто выживет, тот и заберет его из детдома.
– А на кого он похож?
– На тебя: серые глаза, светлые ресницы и волевой подбородок.
– Маленький мой, как же я хочу его увидеть.
– Он в детдоме. Его у меня забрали совсем маленьким, когда по этапу отправили в лагерь.
– Родная моя, сколько же ты натерпелась? В чем они тебя заподозрили?
– Это уже не имеет значения. Что-то там у них не стыковалось, а потом я не выполнила то, что они мне приказывали.
– Что они тебе приказывали?
– Стать любовницей Вильгельма и узнать у него адреса разведшкол, куда направляли наших пленных.
– С ума сойти можно! Как же так?
– Вот и я так думала: «Как же так?»
Косте очень хотелось обнять любимую, но было светло, а уединиться негде. Они смотрели друг на друга и ласкали глазами, любили глазами. Но в их романтическое настроение, ворвалась жестокая реальность момента. Они услышали: «Третий взвод в атаку!»
– В атаку, за мной – закричал Костя и первым выскочил на бруствер.
Тася поспешила за ним, решив, что не должна отставать от него ни на метр. Она теперь должна быть рядом с ним всегда и во всем. Их взводу необходимо было выбить немцев из небольшого участка окопа, где они еще оставались. Переменщиков плотно прикрывала артиллерия. Вокруг проносились пули, осыпались на голову и плечи грязные комья земли, но она упорно бежала за Костей. Простреливался каждый метр. Немцы оказывали яростное сопротивление. Рядом кто-то падал замертво, сраженный пулей, кто-то получал ранение и полз назад, зная, что он уже искупил свою вину и прощен. Теперь бы только живым выползти из этого смертельного ада. Кто не мог ползти из-за тяжелого ранения, ждал Аню. Взвод бежал вперед, и весь огонь перемещался за ним, но доставали пули и осколки снарядов и сюда, где остались убитые и раненные. А те, кто уцелел из бежавших, уже вступили в рукопашную в окопе и в близи его. Кололи друг друга штыками, стреляли в упор, били прикладами. Рукопашная была настолько яростной, что поразила воображение Таси. Она остановилась от ужаса. Искаженные лютой ненавистью и злобой лица мелькали перед нею. Страшные, перекошенные, с выпученными глазами и открытыми ртами, орущими не понятно что, но что-то, что олицетворяло непримиримую вражду и ненависть. Разинутые рты испускали сумасшедший ор, не человеческие звуки, а звериное отчаяние. «Вот она – война, не завуалированная романтикой война! Ты на такую войну хотела?!» Она никогда еще не убивала человека, и чувствовала, что не поднимется рука сделать это. Одно дело стрелять в небо, в невидимого пилота, а другое – в человека, стоящего рядом и смотрящего тебе в глаза. В этот момент увидела, как со спины, захватив рукою Костю за шею, немец заносит над ним кинжал. Одним рывком она оказалась рядом и с такой силой опустила приклад на голову немца, что череп раскололся, и брызги крови попали ей на лицо. Белая, как полотно, она опустилась на землю, машинально вытирая пилоткой капли крови. А Костя сражался уже с другими. Она встретилась взглядом с немцем, который, пользуясь ее невменяемым состоянием, направил дуло автомата ей в грудь. Понимая, что это конец, она подняла глаза к небу, туда, куда сейчас поднимется ее душа. Она была согласна. Пусть лучше туда, на небо, чем здесь. Там, по крайней мере, никого убивать не надо. Она как бы проверяла маршрут, по которому ей надо будет пройти. Но выстрела не последовало. Немец слабо улыбнулся, опустил дуло и спрыгнул в окоп. Вместе с убегающими, он удалялся по ходу сообщения в глубь обороны. Уставшие бойцы, подсчитывали оставшихся в строю.
– А ловко ты его! Откуда столько силы? – спросила подошедшая Люся.
– Он же Костю хотел зарезать, и осеклась, понимая, что выдала себя, называя командира взвода Костей, – командира взвода, – добавила смущенно. Но Люся поняла, что не все тут чисто.
– Так это тот Костя? Отец твоего сына? – прошептала она заговорщицки.
– Да. Только никому не говори.
– Спасибо, боец Табаченко! Если бы не ты, лежал бы я с перерезанным горлом.
Все зашумели, обсуждая Тасин удар: и как сильно, и как быстро, и как метко. Только Тася ничего толком не помнила, потому что, когда она увидела нож, приближающийся к горлу любимого, она превратилась в комок воли – оружие спасения. Вот и все. Остальное произошло по приказу этой воли.