Книги крови. Запретное - Клайв Баркер

Повелитель Билли поднял свою распухшую голову, и неумолимый ветер этих синих улиц даровал его лошадиной гриве яростную жизнь. Ветер принес те же голоса, что Клив слышал раньше: крики безумных детей, нечто между плачем и воем. Словно подстегнутое ими, существо потянулось к Билли и обняло его, окутав парня туманом. Билли не сопротивлялся, а лишь обнял тень в ответ. Клив, не в силах наблюдать за этой кошмарной близостью, закрыл глаза, а когда – спустя мгновения? Минуты? – открыл их снова, встреча, похоже, закончилась. Существо из тени теряло целостность, отказавшись от тщетных попыток быть единым. Оно распадалось на куски, лохмотья тела разлетались по улицам, точно гонимый ветром мусор. Его уход, казалось, стал сигналом к окончанию всей сцены; улицы и дома уже поглощались пылью и расстоянием. Еще до того, как последний лоскут тени скрылся из вида, город пропал. Клив был счастлив, что избавился от него. Реальность, пусть даже мрачная, была лучше этой мерзости запустения. Стена собралась заново, крашеный кирпич за крашеным кирпичом, и Билли, покинувший руки своего хозяина, вновь оказался в материальном пространстве камеры, глядя на свет в окне.

В ту ночь Клив уже не уснул. Наоборот, гадал, лежа на жестком матрасе и уткнувшись взглядом в свисающие с потолка сталактиты из краски, сможет ли когда-нибудь снова найти покой во сне.

Солнце было артистом. Оно проливало свой свет так напыщенно, желая, как всякий продавец мишуры, поразить и отвлечь. Но под сияющей поверхностью, которую оно освещало, крылось нечто иное: то, что солнце – вечный угодник толпы – пыталось замаскировать. Оно было мерзким и отчаянным, это иное. Большинство, ослепленное светом, никогда не замечало его. Но Клив теперь познал бессолнечность; он даже побывал в ней, во сне; и хотя горевал о своей потерянной невинности, но понимал, что никогда не сможет вернуться по своим следам обратно в лабиринт зеркал из света.

Он изо всех сил пытался скрыть от Билли перемену в себе; меньше всего ему хотелось, чтобы мальчишка заподозрил, что за ним подглядывали. Но утаить это было практически невозможно. Хотя на следующий день Клив продемонстрировал все признаки нормальности, какие только смог припомнить, ему не удалось до конца спрятать свою нервозность. Она отказывалась подчиняться ему и сочилась из пор, как будто пот. И мальчишка знал, в этом не было сомнения, он обо всем знал. И не стеснялся озвучить свои подозрения. Когда, после дневной работы, они вернулись в камеру, Билли немедленно взял быка за рога.

– Что с тобой сегодня такое?

Клив сосредоточенно перестилал койки, опасаясь даже взглянуть на Билли.

– Все нормально, – ответил он. – Не очень хорошо себя чувствую, вот и все.

– Плохо спалось? – настойчиво спросил парень. Клив чувствовал, как глаза Билли сверлят его спину.

– Нет, – он специально ответил не сразу, чтобы не выдать себя. – Я принял твои таблетки, как обычно.

– Хорошо.

Разговор оборвался, и Кливу позволили разобраться с постелью в тишине. Но затягивать это занятие бесконечно было невозможно. Когда он закончил и отвернулся от койки, Билли сидел за маленьким столиком, раскрыв на коленях одну из книг Клива. Он не спеша перелистывал страницы, всякая подозрительность покинула его. Но Клив хорошо знал, что внешнему виду доверять нельзя.

– Зачем ты это читаешь? – спросил мальчишка.

– Чтобы скоротать время, – ответил Клив и уничтожил плоды своих стараний, растянувшись на верхней койке.

– Нет. Я не о том, зачем ты вообще читаешь книги. Я о том, зачем ты читаешь эти книги? Всю эту чепуху о грехе.

Клив услышал вопрос лишь краем уха. Улегшись, он отчетливо вспомнил предыдущую ночь. Вспомнил и о том, что уже сейчас темнота потихоньку наползает на мир. При этой мысли желудок устремился к горлу.

– Ты меня слышишь? – спросил мальчишка.

Клив пробормотал, что слышит.

– Так зачем, зачем эти книги? Об адских муках и всем прочем?

– Их больше никто не берет в библиотеке, – ответил Клив; ему сложно было формулировать и проговаривать мысли, когда другие, невысказанные, требовали настолько больше внимания.

– Так, значит, ты в это не веришь?

– Нет. Нет, не верю ни единому слову.

Парень немного помолчал. Хотя Клив не смотрел на него, было слышно, как Билли переворачивает страницы. А потом – еще один вопрос, но прозвучавший тише – как признание:

– Тебе когда-нибудь бывает страшно?

Вопрос встряхнул Клива, выведя из транса. Разговор превратился из беседы о книжках во что-то более важное. Зачем Билли спрашивать о страхе, если сам он не боится?

– Чего мне бояться? – спросил Клив.

Краем глаза он заметил, что мальчишка чуть пожал плечами, прежде чем ответить.

– Того, что может случиться, – сказал он бездушным голосом. – Того, что не можешь контролировать.

– Да, – ответил Клив, не понимая, куда идет этот разговор. – Да, конечно. Иногда я боюсь.

– И что ты тогда делаешь? – спросил Билли.

– А разве можно что-то сделать? – сказал Клив. Он говорил так же негромко, как и Билли. – Я перестал молиться в то утро, когда умер мой отец.

Он услышал мягкий хлопок, с которым Билли закрыл книгу, и повернул голову так, чтобы видеть мальчишку. Билли не мог полностью скрыть возбуждения. Он и правда боится, понял Клив; он желает наступления ночи не больше моего. Мысль о том, что страх у них один на двоих, ободрила его. Возможно, парень не полностью принадлежит тени; возможно, Клив сможет убедить Билли, чтобы тот нашел им обоим путь из этого разрастающегося кошмара.

Он сел; голова оказалась в паре дюймов от потолка. Билли посмотрел наверх, вынырнув из размышлений; его лицо было бледным овалом непрерывного тика. Клив знал, что настала пора говорить; сейчас, пока на этаже не выключили свет и в камерах не воцарились тени. Тогда времени на объяснения не будет.

Мальчишкой уже начнет завладевать город, и его будет не убедить.

– Я вижу сны, – сказал Клив. Билли не ответил, только посмотрел на него пустыми глазами. – Мне снится город.

Парень даже не вздрогнул. Он явно не собирался добровольно ничего объяснять; его придется вынуждать силой.

– Ты знаешь, о чем я говорю?

Билли помотал головой, даже не задумавшись:

– Нет. У меня не бывает снов.

– У всех бывают сны.

– Значит, я их просто не помню.

– А я свои помню, – сказал Клив. Он был намерен теперь, когда заговорил об этом, не дать Билли вывернуться. – И там есть ты. Ты в этом городе.

Вот теперь мальчишка дернулся; всего лишь предательская дрожь, но ее хватило, чтобы Клив понял: он не попусту сотрясает воздух.

– Что это за место, Билли? – спросил он.

– Откуда я знаю? – бросил в ответ мальчишка и хотел уже рассмеяться, но передумал. – Я не знаю, понятно? Это твои сны.