Книги крови. Запретное - Клайв Баркер

Вайберд смотрел, как она бьет нескончаемым фонтаном. За считаные секунды после того, как он встал с кровати, уровень поднялся сантиметров на десять, и конца потопу не было.

Он попытался открыть дверь в ванную, но та тоже была заперта на ключ. Кинулся к окнам, но ставни не поддавались. Кровь поднялась по пояс. Почти вся мебель плавала. Вайберд понимал, что если не предпринять хоть что-то прямо сейчас, он умрет, а потому с трудом пробрался к чемодану и нажал на крышку, надеясь остановить поток. Все было зря. Кровь лишь хлынула с новой силой, угрожая прорвать швы.

Истории продолжаются, – сказал парень. – Кровь все течет и течет. И теперь он словно слышал их в голове, те истории. Десятки голосов, и каждый вел свой трагический рассказ. Кровь затопила всю комнату. Вайберд бултыхался в ней, пытаясь держать подбородок выше пенистой волны, но не прошло и минуты, как под потолком осталась лишь узкая прослойка воздуха. И когда даже эта малость почти исчезла, Вайберд влил в общий нестройный хор свой голос, умоляя, чтобы ночной кошмар прекратился. Но другие заглушали его своими историями, и, когда он столкнулся с потолком, дышать ему было больше нечем.

У мертвых есть свои дороги. Они бегут – ровные линии призрачных обозов, сновидческих экипажей – по пустоши за пределами наших жизней, влача бесконечный поток ушедших душ. У них есть свои дорожные столбы, свои мосты и запасные пути. Есть шлагбаумы и перекрестки.

На одном из таких перекрестков Леон Вайберд увидел мужчину в красном костюме. Толпа вытолкнула его вперед, и лишь когда Леон подошел ближе, то понял свою ошибку. Костюма на мужчине не было. На нем не было даже кожи. Но это оказался не Макнил, который уже давно отсюда ушел. То был совершенно другой человек. Леон пристроился рядом с мужчиной, и они начали беседу. Человек с содранной кожей рассказал, что с ним случилось, об интригах шурина и неблагодарности дочери. Леон в свою очередь поведал о своих последних минутах.

Возможность поделиться стала огромным облегчением. Не потому, что Вайберд хотел, чтобы его помнили, но потому, что рассказ освободил его. Ни эта жизнь, ни эта смерть больше не принадлежали ему. У него появились занятия поинтереснее, как и у остальных. Ему открылись новые пути; его ждали невиданные зрелища. Он чувствовал, как расширяется горизонт. Чувствовал, как воздух становится прозрачнее.

Так что парень сказал правду. У мертвых есть свои дороги.

Это живые блуждают во мраке.