Сотворение света - Виктория Шваб

– Гм. Ну хорошо, сойдемся на двух – за верное замечание, – сказала она наконец, – но накинем еще один за то, что ты меня раздражаешь. Вместе по-прежнему получается три, Келл Мареш.

Он отступил на шаг, желая уйти, когда она внезапно добавила:

– С твоей стороны было бы мудро согласиться.

В ее глазах промелькнуло нечто… древнее и непоколебимое, будто она видела что-то, чего он видеть не мог. Он чуть помедлил – и потянул руки к сфере. И вложил ладони в выемки на ее гладких боках.

Циферблат отсчитал три года.

Маризо повернула рычаг.

Это оказалось не то что бы больно – трудно описать, как именно. Сфера словно бы намертво приклеилась к его рукам, удерживая их на месте. В голове забились кровяные молоточки, а потом в груди на миг возникла короткая тупая боль, как если бы в легких кончился воздух, – но сразу же прошла. Три года, ушедшие от него за три секунды. Сфера освободила его ладони, и он закрыл глаза, борясь с мгновенным приступом головокружения. А потом взял со стола свое кольцо – теперь принадлежавшее ему по праву. Купленное, оплаченное. Келлу хотелось поскорее выбраться из этой комнаты, с этого корабля – но пока он был еще здесь, Маризо снова заговорила.

– Капитан Эмери, оставьте нас наедине.

Келл оглянулся – но увидел только спину выходящего Алукарда. Оставившего его наедине с древней старухой, которая только что украла у него три года жизни.

Она поднялась из-за стола, опираясь на трость. Выпрямила свое старое тело – и согнулась над сферой.

– Капитан Маризо? – окликнул ее Келл, но она не ответила. На глазах у Келла она положила ладонь на поверхность сферы, пробормотала несколько слов – и поверхность шара замерцала. Свет собирался тонкими нитями, которые бежали к ее пальцам и стекали под ладонь, исчезая одна за другой. Наконец свет иссяк, Маризо вздохнула и расправила плечи, словно сбросив с них часть тяжелого груза.

– Анеш, – сказала она, потирая руки. Ее движения словно бы стали легче и непринужденнее, спина немного выпрямилась. – Келл Мареш, – она словно бы пробовала это имя на вкус. – Сокровище арнезийской короны. Антари, выращенный как принц. Мы с тобой уже встречались однажды.

– Нет, не встречались, – возразил Келл, хотя ее вид и вызывал некий отклик в его памяти. Не полноценное воспоминание, а скорее отсутствие такового. Ощущение пустоты на том месте, где должно бы быть воспоминание.

Ему было пять, когда он попал в королевскую семью – и все его имущество на тот момент составлял кинжал в ножнах, с инициалами КЛ на рукояти, и заклятие забвения, выжженное у него на плече. Вся его короткая жизнь до того момента была забыта, исчезла.

– Ты тогда был очень юн, – объяснила Маризо. – Но я думала, к этому возрасту ты уже вспомнишь.

– Вы знали меня раньше? – голова Келла кружилась от этой мысли. – Но как, где?

– Редкости – моя специальность, антари. А второй такой редкости, как ты, не найти. Я встречала твоих родителей, – продолжала она. – Это они тебя сюда привели.

Келла тошнило, ему было физически плохо.

– Зачем?

– Может быть, они были алчными, – пожала плечами старуха. – А может, боялись тебя. Может, хотели для тебя лучшей судьбы. А может, просто решили от тебя избавиться.

– Если вы знаете ответ…

– Ты и в самом деле хочешь его знать? – резко спросила она.

Он хотел было ответить – да, почти автоматически, но слово согласия застряло у него в горле. Сколько же лет он провел, лежа по ночам в постели и задумчиво потирая шрам от заклятия, размышляя только об одном – кто он такой? Кем он был раньше?

– Хочешь знать, какими были последние слова твоей матери перед нашим расставанием? Что значат инициалы на кинжале твоего отца? Хочешь знать, кем были твои настоящие родители?

Маризо обошла вокруг стола и опустилась в кресло – осторожно, как и пристало в ее возрасте. Она взяла перо и что-то нацарапала на клочке пергамента, потом сложила его раз, другой, так что получился аккуратный квадратик. Который она протянула Келлу, держа между двумя скрюченными пальцами.

– Это чтобы снять заклятие, которое я на тебя наложила.

Келл смотрел на кусочек пергамента и не мог сфокусировать взгляд. Перед глазами все расплывалось. Он с трудом сглотнул.

– Сколько это стоит?

Старушечьи губы скривились в улыбке.

– Это – и только это – я дам тебе бесплатно. Считай, что это уплата старого долга, или проявление доброты, или желание закрыть открытую дверь. Считай это чем хочешь. Но больше подарков не жди.

Он заставил себя сделать шаг вперед и протянул руку, стараясь, чтобы она не слишком дрожала.

– У тебя осталась та морщинка между глаз, – заметила Маризо. – Ты все тот же грустный мальчик, которого я видела много лет назад.

Пальцы Келла сомкнулись на кусочке пергамента.

– Это все, Маризо?

С ее губ сорвался едва заметный вздох.

– Полагаю, что да.

Однако когда он повернулся и пошел к двери, его догнал ее голос.

– Эти заклятия забвения странно действуют, – сказала она, когда Келл одной ногой уже переступил порог – из мира теней к яркому свету. – Большинство само собой выдыхается. Сначала они держат крепче любых оков, твердые, как камень. Но со временем они начинают тускнеть. Кроме тех случаев, когда мы сами не хотим вспоминать…

Остаток ее слов унес порыв свежего ветра, и дверь, ведущая на рынок Маризо, захлопнулась у Келла за спиной.

IV

Рынок невероятно притягивал Дилайлу Бард.

В отличие от Алукарда, она не обладала даром видеть нити магии, в отличие от Келла – не умела читать заклинания, но притяжение все равно было сильнейшим – подобные чувства в ней вызывали новые блестящие монетки, драгоценные камни, холодное оружие.

Искушение, вот как это называется, когда ужасно хочется посмотреть поближе, потрогать, взять себе.

Но весь этот блеск, безмолвное обещание силы, власти напомнило Лайле о мече, который она нашла в Сером Лондоне. О том, как магия витари взывала к ней через сталь оружия, манила, обещала. С той ночи в ее жизни изменилось почти всё, но в результате она научилась не доверять собственным слепым, бездонным желаниям.

Так что она просто ждала.

Ждала, пока голоса за дверью не затихли, пока Алукард и Келл не вышли, пока не исчезли все препятствия. Ждала, когда Маризо останется одна, и жгучее желание в груди Лайлы перегорало и перерождалось в холодную твердую решимость.

Наконец она вошла.

Старуха сидела за столом и в одной скрюченной руке держала часы Лайлы, как надкусанное яблоко. Узловатым пальцем она задумчиво водила по стеклу.

«Это не Бэррон, – напомнила себе Лайла. – Это не он, это просто часы. Просто вещь, а вещи созданы для того, чтобы люди их использовали».