Каждый второй уик-энд - Эбигейл Джонсон

– Что, думаешь, слишком поздно? – спросила я.

Адам покачал головой:

– Наверное, нет.

– Тогда тебе лучше пойти. – Но я не давила на него и ни в коем случае не торопила, разве что словами.

Мы снова оказались в той же позе, что и ночью. Сидя на полу, в изножье моей кровати, плечом к плечу, только не касались друг друга. Мне ничего не стоило опереться на него в темноте, но утром я не могла сдвинуться и на дюйм влево.

– В любом случае это не имеет значения. – Не важно. – Когда я посмотрела на него, Адам одернул низ брюк. – Мне и в голову не пришло взять ключи.

Поутру я смогла разглядеть то, чего не увидела ночью. Адам был в футболке с коротким рукавом и тех же красных клетчатых пижамных штанах, в которых выбежал ко мне в свой день рождения. И он был босиком. Он выскочил ради меня в метель почти раздетый, в тонком хлопковом бельишке. Перелезал через обледенелую стенку, чтобы добраться до меня. Потому что я нуждалась в нем. Потому что я совершила отчаянную глупость. Я внутренне съежилась от стыда и боли.

– Эй, эй! Все в порядке. – Адам потянулся к моей руке и переплел пальцы с моими. – Я не жалуюсь.

Он был настолько искренен, что это сломало меня, разморозило мое оцепенение. Он с радостью пошел бы на любые неприятности из-за меня, и мы оба знали, что неприятностей ему не избежать. Он не бесился, не нервничал, ничего подобного. Он выглядел совершенно умиротворенным, когда держал меня за руку, как будто у него не было никаких забот, кроме той, чтобы быть здесь, со мной.

– То, что ты сказал ночью… что я – твой любимый человек… это правда?

– Ты знаешь, что да. – Он ответил не задумываясь, с легкостью. И не для того, чтобы утешить меня, лишь бы я снова не испугалась и не ринулась в снежную бурю. Ему не нужно было повторять эти слова, но он это сделал. Я закрыла глаза, ослепленная красотой его чувств.

– Иногда я просто думаю о тебе, и мне становится легче. Мне даже не нужно видеть тебя или прикасаться к тебе… – Адам сжал мою руку, – …чтобы чувствовать тепло. Как ты это делаешь?

– Я – физическое воплощение «Прозака»[38].

Адам даже не рассмеялся.

– Ты лучше меня. – Я заставила себя посмотреть на него, позволяя ему посмотреть на меня. – Твоя мама, твой папа, Джереми, даже Эрика знают это. Все, кто тебя знает, любят тебя. Они хотят, чтобы ты был рядом. Они сражаются за тебя – за тебя, не за то, что ты собой представляешь, а за тебя. Я никогда не знала Грега, но уверена, что он тоже тебя любил. Потому что как же иначе? Как вообще можно тебя не любить? – Я высвободила руку и тут же почувствовала, что мне не хватает его тепла. Я ни для кого не была тем, кем он был для всех. Мой вздох после этой мысли был болезненным, пустым и холодным.

До меня вдруг дошло, что я все еще чувствую вкус Гая во рту. Я вылезла из-под одеяла, споткнулась и побежала в ванную. Я чистила зубы, пока десны не начали кровоточить. А потом чистила снова. Адам стоял там же, наблюдая за мной.

– Дай мне минуту, – сказала я ему. И он не стал спорить. Он закрыл за собой дверь, без всяких слов давая понять, что будет ждать снаружи.

Я привела себя в порядок. Умылась, в третий раз почистила зубы и расчесала волосы. Я хотела было снова заплести косу, но потом подумала об Адаме, и это желание пропало.

Адам сидел на моей кровати, скрестив ноги. Именно в такой позе я сидела в ту первую ночь, когда он решил стать моим другом, удержать меня, вместо того чтобы оттолкнуть. Он стал моим любимым человеком в ту ночь и становился снова, пока я смотрела на него.

– Немного поменялись ролями. – Я забралась на кровать и села лицом к нему, так что мы уперлись друг в друга коленками. – Теперь ты тайком пробираешься в мою комнату.

Адам посмотрел мне в глаза:

– Ты нуждалась во мне. Я пришел. – А потом, хотя это получилось неуклюже – и я могла сказать, что он и сам это понял уже на полпути, – Адам наклонился, перегнулся через наши согнутые колени и обнял меня. Нам обоим пришлось изловчиться, чтобы дотянуться друг до друга, но мы это сделали. Мне нужно было чувствовать его объятия и знать – пусть это и несправедливо, – что я его любимый человек.

Меня никто не любил, но я была любимой Адама, и это значило для меня все.

Мне следовало бы уговорить его уйти, чтобы он мог вернуться домой, пока его не застукал отец. Но, когда я попыталась слезть с кровати, Адам потянул меня назад.

И я последовала за ним.

Адам

Я никогда еще не был в постели с девушкой. Я то и дело поглядывал на закрытую дверь, как будто ее отец мог ворваться в любую секунду и выбить из меня дурь. Вот что ему следовало бы сделать. Он должен беспокоиться о своей дочери, знать, что у нее в спальне парень. Он должен быть знаком со мной и в некотором смысле внушать мне страх. Именно так должны вести себя отцы по отношению к парням, которые проявляют интерес к их дочерям.

Но отец Джолин не знал о моем существовании. Он едва знал о ее существовании. Ему было плевать, что она плакала или что ее обидели. Когда Джолин лежала рядом со мной и ее длинные распущенные волосы щекотали мне руку, я поклялся, что дам ему по зубам, если когда-нибудь встречу.

– Тебе надо будет пойти со мной домой. Отец будет так взбешен, что накричит на нас обоих. Если повезет, он и тебя посадит под домашний арест – возможно, даже с конфискацией телефона.

Джолин тихонько рассмеялась, и ее волосы скользнули по плечам, накрывая их полотном. Она была так прекрасна, что у меня перехватило дыхание.

Вскоре улыбки померкли. Реальность казалась не такой смешной. Мы оба знали, что если – и когда – последует домашний арест, я буду не единственным наказанным.

– Как думаешь, надолго?

Я перевернулся на спину.

– В последний раз, когда я тайком сбегал на всю ночь, чтобы встретиться с девушкой, к концу срока у меня уже была окладистая борода, так что…

Джолин приподнялась на локте.

– Я не верю ни одной части этого предложения.

– Ее звали Стефани, и это того стоило.

Это вызвало у меня смех.

– Может, тебе удастся убедить отца в том, что ты улизнул рано утром?

– Можно попробовать. – Для этого мне пришлось бы заручиться поддержкой Джереми, но в последнее время отношения между нами как будто наладились, так что эта идея не выглядела абсурдной, какой могла бы показаться еще месяц назад. Впрочем, в тот момент, лежа рядом с ней, мне было все равно, в какие неприятности я попаду.

– А как насчет меня? – спросила Джолин. – Я того сто́ю?

Я уже собирался произнести «да». Сказать что-нибудь нелепое – вроде того, что рядом с ней можно отказаться и от солнца, – лишь бы она засмеялась. Но я не стал этого говорить. Джолин была не из тех, кто напрашивается на комплименты. Она скорее делала их самой себе. Поначалу я думал, что она немного тщеславна, но, узнав ее поближе, понял, что все наоборот. Она превращала их в шутку. И напрасно. Она была красивой, забавной и обладала массой других достоинств, в чем я пытался ее убедить, потому что ей это было необходимо. И вместо ответа на ее вопрос я оторвал голову от подушки, приподнял ей подбородок и поцеловал.