Каждый второй уик-энд - Эбигейл Джонсон

Его смех преследовал меня, пока я шла по коридору.

Адам

Рой пчел гудел у меня в голове. Или мне так казалось, пока реальность не проникла в сон, который я уже не мог вспомнить. Мой телефон вибрировал на тумбочке возле кровати.

Я бросил взгляд на раздвижную стеклянную дверь, в которую билась злая метель. Дисплей телефона показывал время: 1:47.

Она не ответила.

Я сел на кровати, чувствуя, как холод проникает в мою кожу от одного только взгляда за окно. «Что она забыла на этом балконе?» – пробурчал я про себя, когда откинул одеяло и в одних фланелевых штанах и футболке выглянул сквозь стекло. Видимость почти нулевая. Там могла выстроиться целая хоккейная команда, а я бы даже не догадался.

Отодвинув балконную дверь, я почувствовал, как свело зубы.

– Джолин! – позвал я, но ветер унес ее имя. И хотя я все еще стоял в комнате, снег кружил вокруг меня и лизал кожу игольчатыми языками. Ступив на балкон, я подошел к стене и перегнулся через перегородку, убеждая себя, что не увижу ничего, а уж тем более дрожащую девушку.

Я и не увидел.

Джолин больше не дрожала. Потому что превратилась в ледышку.

– Что ты творишь?

– Т-ты можешь п-прийти? Или м-можно я?

– Что? – Я ее почти не слышал, но, если она сказала то, что я думал… – Нет. Джолин, нет. Иди внутрь. Я тебе позвоню. Иди!

В ответ она отлепилась от стены и ухватилась за перила.

– Ты что, самоубийца? – Я схватил ее за плечи и оттолкнул назад. Вместо того чтобы отпустить перила, она еще крепче вцепилась в них. – Джолин. Что… – Я даже не задавал ей вопросов. Либо ее мозг застыл в единственной команде, либо случилось что-то настолько неправильное, что она забыла, как чуть не сорвалась, когда в последний раз перелезала на мой балкон, и тогда не бушевала метель. Или же ей было все равно.

Оба варианта пугали меня до чертиков.

– Ладно, ладно. – Я закинул ногу и зашипел, когда мои руки легли на обжигающе холодные металлические перила. Я подвинулся, чтобы уцепиться за стену, и что-то мягкое и невозможно холодное прижало мою руку к кирпичу. Джолин схватилась за мою футболку и потянула на себя. Когда я рухнул на ее балкон, до меня дошло, что мягкое и холодное – это ее рука.

Дышать было больно, как и держать в руке ее ладонь, почти ледяную. Я подтолкнул ее к балконной двери, которую она оставила открытой, так что комната не встретила нас теплом. Закрывая дверь, я вытолкнул наружу морозный ветер, но этого оказалось недостаточно. Я все еще находился в процессе заморозки. Джолин стояла столбом, как будто уже превратилась в ледяную статую. Я сорвал с кровати толстое пуховое одеяло, накинул ей на спину и, притянув ее к своей груди, вместе с ней завернулся в этот кокон.

Волоски моих рук успели покрыться корочкой льда, и, когда я взглянул на Джолин, мне показалось, что лед пронзил меня насквозь. На ее ресницах лежал иней, а на щеках блестели дорожки замерзших слез.

Мы оба начали оттаивать, устроившись на полу перед ее кроватью. У меня зуб на зуб не попадал; ее губы были серые. Я не понимал, что говорил, пока растирал ее руки, плечи, спину, возвращая им тепло. Она молчала, пока я пытался вдохнуть жизнь в ее конечности. Я не останавливался, пока ее зубы не застучали, и эти лихорадочные щелчки напомнили звук вибрации моего телефона.

– Ты не хочешь мне сказать, почему решила замерзнуть до смерти?

Мы сидели плечом к плечу, так что ей не пришлось особо шевелиться, чтобы уронить голову мне на плечо.

– Нет.

Взглянув на ее лицо, я увидел, что краски возвращаются в губы, но она не выглядела полностью оттаявшей. Легкая дрожь все еще сотрясала ее тело, поэтому я обнял ее за талию, отдавая тепло своего тела. Я прижал язык к небу, чтобы не сказать ничего опрометчивого после ее односложного ответа. С душераздирающей паникой я вспомнил выражение ее лица, когда она схватилась за перила балкона. Она бы это сделала. Она была в таком отчаянии. Я не испытывал такого страха с той ночи, когда нам позвонили по поводу несчастного случая, унесшего жизнь моего брата. Поэтому я больше ничего не сказал. Только обнял ее и второй рукой.

Мне хотелось заставить ее все рассказать, встряхнуть, накричать на нее и прижать к себе – все сразу. Я хотел, чтобы она обняла меня. Я чувствовал нити ужаса, прошивающие меня, пока чуть ли не увидел их под кожей. Я уже давно понял, что люблю ее. Но до того момента, как она взялась за перила, чтобы карабкаться ко мне, я не знал, что готов умереть за нее.

– Просто чтоб ты знала. – Я услышал, как дрожит мой голос. – Ты – мой любимый человек. Во всех смыслах, ты – моя любимая.

Через минуту я наклонился, чтобы открыть ноутбук, который она оставила на полу. Я включил первый попавшийся фильм и снова устроился рядом с ней под одеялом, когда пошли вступительные титры комедии «Наполеон Динамит». Ее замерзшие слезы растаяли, но, пока мы смотрели фильм, беззвучно стали падать новые.

Джолин

Я проснулась на полу. С человеком на месте подушки.

Мы как будто переплелись. Голова Адама лежала на сгибе его руки, обвивающей, в свою очередь, мое бедро; моя же голова покоилась у него на бедре. Одеяло, которым он нас укрыл, стянуло мне плечи, придавленное тяжестью тела Адама. Когда я попыталась освободиться, мне пришлось сильно потянуть за один конец, это позволило мне вызволить руки, но заодно и разбудило его.

Адам отодвинулся, так что я смогла распутать остальные части своего тела и принять сидячее положение. Он заморгал и выгнул спину, потягиваясь, после чего выпрямился и сел. Слабый солнечный свет пробивался в комнату через стеклянные двери. Он освещал дорожку, что тянулась к нам, но обрывалась где-то на полпути. Раннее утреннее солнце не дарило настоящего тепла.

– Ты остался на всю ночь. – Мой голос треснул, когда я заговорила. Не потому, что я старалась сдержать чувства – они по большей части онемели, – но потому, что прошлым вечером я надорвала связки смехом, который перерос во что-то другое. – Ты серьезно?

– Я не собирался уходить – так что да, серьезно.

Ночью я впустила в свою комнату столько холода, что воздух все еще казался прохладным, особенно теперь, когда мы больше не согревали друг друга. Я вздрогнула.

– Тебе влетит. – Я не хотела, чтобы Адам поплатился за помощь мне, но даже если бы я лучше соображала прошлой ночью, все равно пошла бы к нему. Я нуждалась в нем больше, чем беспокоилась о его наказании.

Адам двинулся, но не от меня, а к моему ноутбуку, чтобы разбудить его и проверить время. Было еще очень рано. Может быть, настолько, что он смог бы прокрасться домой – на этот раз через дверь. Если бы он ушел прямо сейчас, если бы проскользнул бесшумно… но он не вставал.