Чудеса творят чудеса. Почему нам помогают целители, но не помогают таблетки - Эккарт фон Хиршхаузен

Чем дольше я слежу за политикой здравоохранения, тем меньше доверяю утверждению, что «рынок регулирует все». Ремни безопасности спасли тысячи человеческих жизней, но они не сразу появились в салонах всех автомобилей, сначала возникло предписание, которое ограничивало нашу «свободу» за рулем. Открытый запрет на курение в общественных местах измеримо сократил число сердечных приступов среди пассивных курильщиков – благодаря разумным превентивным мерам можно спасти много человеческих жизней. Но никто не ликует, потому что пользу от этого получают только статистики. Может быть, стоило бы ввести в школьную программу предмет «здоровье», потому что большинство людей не знает, какая температура тела считается нормальной, а отделения экстренной медицинской помощи выбиваются из сил, потому что значительная часть населения обращается к ним с каждым чихом.

Здоровье следует за образованием, но это сфера ответственности правительств федеральных земель. Малообразованные люди в Германии болеют намного больше, чем верхняя прослойка общества. Местами их предполагаемая продолжительность жизни короче на семь лет – это сопоставимо с показателями какой-нибудь развивающейся страны. Все это не регулируется пилюлями, операциями и кассами. А «свободным рынком» и подавно. У меня нет рецепта от всех проблем, но очевидно, что дебаты об академической и альтернативной медицине обходят стороной большие проблемы нашей страны. Семи с половиной миллионам неграмотных людей не помогут гомеопатические шарики, им нужно образование, и в высоких дозах. Если вы дочитали текст до этого момента, значит, вы относитесь к образованной элите: у вас были деньги, чтобы купить эту книгу, время, чтобы прочесть ее, и мотивация изучать такую тему. Вы можете быть примером для других. Поделитесь, что вам помогло? Знаний не становится меньше, когда ими делишься.

Я удивляюсь, почему в Германии так мало обсуждают роль здоровья и медицины в обществе. Я жалею об утрате многих дальновидных специалистов, первооткрывателей и творцов. В здравоохранительных учреждениях работает больше людей, чем в автомобильной индустрии, – и обе можно цинично охарактеризовать как поставщиков. У нас самая лучшая и самая дорогая система здравоохранения в мире, но в последние годы из нее сделали индустрию, которая обещает лечить все более эффективно и экономно, но уходит все дальше от реальных нужд пациентов. Врачи делают рентген, но не разговаривают, сразу оперируют вместо того, чтобы переждать, разрабатывают и назначают дорогие препараты, но не заботятся о том, пьют ли их люди. Парадоксально, но вся эта экономия не сэкономила денег, наоборот, из-за нее расплодились бессмысленные «услуги», которые не делают пациентов здоровее и не приносят им счастья.

Языка здравоохранительной экономики достаточно, чтобы внушить страх: пациент в ней является «единовременной суммой оплаты услуг за отдельный случай лечения», а врач – «поставщиком услуг». От этой тенденции страдают все. Врачи в больницах разочарованы, потому что их обязуют приносить прибыль. Пациенты чувствуют себя потерянными, потому что их все быстрее пропускают через машину. Младший и средний медперсонал выгорает в ноль, потому что на них проще всего экономить. Сначала пропадает мотивация, а потом все, у кого есть другие варианты, бегут из этой системы. Немецкие врачи и медсестры переезжают в Швейцарию и Скандинавию, потому что здесь не видят для себя перспективы. Вместо них мы старательно вербуем медперсонал из Восточной Европы, Испании и Греции. Круговорот абсурда, который скоро приведет к тому, что в больницах не останется никого, кто говорил бы на немецком языке как на родном. И это несмотря на всеобщее согласие с тем, что для успешного лечения важны умение выслушать пациента и развитая коммуникация в команде.

Нужны знания и мотивация, укрепление команды и культура руководства. Но если каждый день в штат будут приходить новые люди, ничего не получится. Многие из тех, кто видел в этой профессии свое призвание, разочаровались, столкнувшись с реальностью. В отличие от врачебного сообщества, у младшего медперсонала мало представителей «сословия», имеющих политический вес. Но рано или поздно все мы будем зависеть от людей, которые будут ухаживать за нашими родителями, детьми или нами самими, поэтому нельзя закрывать глаза на то, что целая профессия катится под откос.

Основной функцией «госпиталей» было странноприимство и помощь страдающим людям, независимо от их происхождения и места в обществе. Пациент не «клиент». И первый вопрос врача сегодня должен звучать так: «Чем я могу вам помочь?», а не: «Как мне получить из вашего страдания двадцатипроцентную прибыль?» Что стало с заботой, сочувствием и солидарностью во времена «набора пациентов», «базовой ставки стоимости за один случай лечения», «средней максимальной продолжительности пребывания» и «ответственных за кодировки»?

Спасение кроется в самой проблеме, и поэтому в конце этой книги я дерзну помечтать, не пытаясь придать своим мыслям форму шутки. Помечтать о том, что должно измениться в нашей системе здравоохранения.

«Воля больного превыше всего». Этому выражению, которое приписывается Сократу, больше двух тысяч лет, но оно актуально и сегодня.

Система здравоохранения – это не магазин самообслуживания. Чтобы не гнаться за выгодой, а ограничиваться лишь необходимым минимумом врачебных вмешательств, нужны пациенты, которые будут думать, разговаривать и принимать решения вместе с врачом. И еще нужны специалисты-консультанты. Это вполне возможно! В США пять миллионов пациентов имеют доступ ко всем своим медицинским данным на защищенном интернет-портале. Это как онлайн-банкинг. Нововведение показало, что пациенты охотно берут на себя ответственность и принимают активное участие в своем лечении. Они лучше понимают, от какой болезни страдают и в какой терапии нуждаются, и придерживаются предписаний. В результате все довольны, и лечение оказывается более успешным. Вопреки ожиданиям, информированность больных не повредила отношениям «врач – пациент»; наоборот, доверие усилилось, потому что открытый диалог позволяет намного более подробно обсуждать насущные вопросы. Профессор Тобиас Эш так оценил тестирование открытых историй болезни: «У врачей была возможность вернуться к старой модели. Но все захотели и дальше работать с „открытыми заметками“».

Подобные эксперименты в Германии пока только в проекте, и сопротивление велико: почти треть всех местных врачей считает, что доступная персональная информация запутывает пациента и снижает уровень доверия к врачу. Так же думали и американские врачи. Пока не попробовали.

А если бы на личных страничках пациентов был выложен лоцман здоровья, который вел бы их сквозь джунгли терапий, назначений и ненужной писанины, они бы смогли сконцентрироваться на том, чем не могли заняться из-за стресса: попытаться снова стать здоровыми.

Участники подобного проекта начали помогать больным с инсультом. Перед самой выпиской с пациентами связывались представители больницы и рассказывали о важнейших шагах, которые им предстояло сделать дома.

Я мечтаю о том, чтобы патерналистские отношения врачей и пациентов рухнули, а нашим будущим стал разговор на равных и совместные решения.

Больше половины немцев не разбираются в различных опциях лечения, не умеют расшифровывать прилагающиеся к лекарствам инструкции и не могут решить, когда разумно обратиться за вторым мнением. Компетентность в сфере здоровья, обозначенная международным термином «Health Literacy», у нас ниже среднего по всей Европе, и это имеет свои последствия: люди с ограниченной компетенцией не знают, куда им обратиться со своими проблемами. Они идут в больницы и станции скорой медицинской помощи, что более затратно, не всегда эффективнее и занимает больше времени. Бедственное положение в области образования – не стихийное явление. Просто начинать нужно с дошкольников.