Три дочери Евы - Элиф Шафак

– Это ты к чему?

– К тому, что не суй нос в мои дела, Мышка, иначе я сожру тебя заживо!

С этими словами Ширин удалилась в свою комнату, оставив Пери наедине с обуревавшими ее чувствами.

О, как же она ненавидела Азура! Его высокомерие. Его бесстрашие. Его равнодушие к ней и готовность волочиться за Ширин и Бог знает за кем еще. Колесо ненависти вращалось в ее душе так быстро, что у нее кружилась голова. Она связывала с этим человеком столько надежд и ожиданий. Верила, что его мудрость, его опыт, его знания помогут ей найти выход из лабиринта сомнений, в котором она блуждала с самого детства. Он ничем не помог ей.

Но еще сильнее, чем Азура, Пери ненавидела себя. Ненавидела свой измученный разум, не способный порождать счастливые мысли, зато в изобилии порождающий тревоги и кошмары. Ненавидела свое несовершенное тело, эту каждодневную обузу, не способную наслаждаться удовольствиями, подаренными ей природой. Ненавидела свое унылое приторно-сладкое лицо, которое так часто мечтала поменять на какое-нибудь другое. Например, на лицо своего умершего брата. Было бы намного лучше, останься в живых он, а не она! Увы, Бог в очередной раз совершил непоправимую ошибку!

Она никогда не станет такой же смелой и уверенной, как Ширин, и такой же жизнерадостной и стойкой в своей вере, как Мона. Она обречена вечно презирать себя, бояться будущего и терзаться воспоминаниями о прошлом. От рождения склонная к унынию и сомнениям, она робка и беспомощна, как новорожденный тигренок, и в глубине души так же дика, но не способна гордиться своей дикостью. Никто и представить себе не может, какая это мучительная участь – быть Пери Налбантоглу. О, если бы можно было уснуть и проснуться кем-то другим! А еще лучше – вообще не просыпаться.

В ту ночь Дитя Тумана появилось вновь. Лиловое пятно на его личике стало еще больше. Ребенок плакал, по лицу его текли лиловые слезы; темные пятна расплывались на простыне, как напоминание об очищенных сливах. Дитя лепетало на своем младенческом языке, пытаясь что-то ей сказать. На этот раз она поняла его. Возможно, ей предстоит вновь встретить того несчастного ежа. Что с ним стало, что стало с его телом, его душой? Недалек тот час, когда она это узнает. Узнает, какая участь уготована тем, для кого заперты райские врата.

Стамбул, 2016 год

Выйдя на террасу, чтобы перезвонить Ширин, Пери заметила в дальнем углу две мужские фигуры. Несмотря на полумрак, она сразу узнала их. Это были хозяин дома и управляющий банком. Оба стояли, ссутулившись и опустив головы, глядя в пол. Похоже, вопрос обсуждался серьезный.

– Так что вы намерены делать? – донесся до Пери голос управляющего.

– Пока не решил, – ответил хозяин, выпустив струйку сигарного дыма. – Но Богом клянусь, я заставлю этих мерзавцев заплатить. Они должны понять, с кем имеют дело.

– Проследите за тем, чтобы не осталось никаких письменных свидетельств, – предупредил банкир.

Оба были так поглощены разговором, что не заметили Пери. Пораженная тем, что только что услышала, она бесшумно выскользнула за дверь. Ну конечно. Теперь все встало на свои места. Эти фотографии на стенах в его кабинете, ясно говорившие о его связях с продажными лидерами и диктаторами третьего мира, эти слухи о хищениях из общественных фондов и его встречах с главарями мафии – все указывало лишь на одно. Их гостеприимный хозяин занимался темными махинациями, и, как она догадывалась, некоторые из его сегодняшних гостей – возможно, и ее муж – знали об этом. Однако сомнительная репутация этого богатого и влиятельного человека не помешала им наслаждаться роскошным ужином в его доме. И никому из них даже в голову не пришло, что, притворяясь несведущими, они невольно становятся соучастниками преступления.

Гостиную и кухню разделял небольшой коридор с огромным зеркалом на одной из стен. Пери стояла в этом узком проходе, сжимая телефон так крепко, словно боялась, что его могут отнять. Каждый раз, когда кто-нибудь из слуг входил или выходил через дверь в кухню, она видела повара. Он рубил чеснок так быстро, что казалось, нож отплясывает на деревянной доске фанданго. Вид у него был усталый и недовольный. После того как он приготовил уйму изысканных кушаний, его попросили сварить суп из рубца – верное средство от похмелья, в лучших стамбульских традициях.

Пери видела, как повар что-то сказал вполголоса своему помощнику, и тот покатился со смеху. Наверняка они слышали все разговоры, которые велись за столом, и комментировали их, потешаясь над гостями. Дверь закрылась, отгородив ее от колоритного мира кухни. Как только Пери осталась в коридоре одна, ею тут же овладело до боли знакомое чувство ужаса. Совершить то, что она долго откладывала, было так же страшно, как с головой окунуться в холодную воду. Она знала: стоит позволить себе еще несколько секунд колебаний, и нерешительность вновь одержит над ней верх. Трясущимися пальцами она набрала номер Ширин. Трубку взяли после первого гудка.

– Привет, Ширин… Это Пери.

Ширин шумно вздохнула:

– Да, я тебя узнала.

Ее голос ничуть не изменился. Он по-прежнему был звучным, уверенным, чуть резковатым.

– Прошло столько времени, – пробормотала Пери.

– Я ушам своим не поверила, когда услышала твое сообщение, – донесся из трубки голос Ширин. – Забавно, я столько раз представляла наш с тобой разговор… – добавила она уже мягче. – Придумывала, что скажу, если ты позвонишь. А вот теперь…

– И что ты собиралась мне сказать? – спросила Пери, переместив телефон к другому уху.

– Поверь, тебе лучше об этом не знать, – ответила Ширин. – Почему ты не позвонила раньше?

– Боялась, ты все еще на меня сердишься.

– Еще как сердилась! До сих пор не могу понять, как ты могла такое выкинуть. Все бросить… и так поступить с ним. Даже прощения у него не попросила.

– Мы с ним заключили соглашение, – с трудом выговорила Пери. Слова, хрупкие и ломкие, как льдинки, казалось, царапали ей горло. – Он взял с меня обещание никогда перед ним не извиняться. Что бы ни случилось.

– Бред какой-то.

Пери судорожно сглотнула:

– Конечно бред. Но я была тогда слишком молодой.

– И слишком ревнивой!

– Да, – кивнула Пери, хотя Ширин не могла ее видеть. – И слишком ревнивой.

Дверь в кухню вновь открылась, пропустив горничную с полным подносом дымящихся тарелок. В нос Пери ударил сильный запах чеснока и уксуса.

– Где ты сейчас? – донеслось из трубки.

– На званом ужине в одном особняке у моря. Шикарные платья, дизайнерские сумки, толстенные сигары, шоколадные трюфели… Все, что ты ненавидишь. – (Ширин рассмеялась.) – Сегодня у меня был такой странный день, – сказала Пери. Слова вдруг перестали застревать у нее в горле, теперь они лились свободным потоком. – Сначала меня ограбили. Потом я чуть не убила одного бродягу. – О том, что бродяга пытался ее изнасиловать, она промолчала, хотя и знала: случись такое с Ширин, та стесняться бы не стала. Они всегда были разными, такими и остались. – Так вот, этот тип вытряхнул из моего бумажника нашу фотографию оксфордских времен.