Три дочери Евы - Элиф Шафак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И все же влюбленность не сделала ее слепой; ее отталкивала его надменность, его невероятно раздутая гордость, высокомерие, сквозившее в каждом его слове. До чужих тревог ему не было дела; общаясь со студентами, он прежде всего стремился доказать свое превосходство над ними и не останавливался перед тем, чтобы ранить их чувства.
Пери представляла себе, как Азур гладит Ширин по волосам, вот его рука уже ласкает ее шею… Нет, это просто невыносимо постоянно думать о том, как они разговаривают, смеются, как занимаются любовью. Но каждую ночь, едва голова касалась подушки, эти картины помимо ее воли снова и снова возникали перед глазами. И чем больше она думала о том, насколько близким он стал для Ширин, тем больнее ей было признавать его холодность и недоступность по отношению к ней. Лишь единственный раз, узнав о ее загадочном госте из потустороннего мира, он проявил к ней интерес и какое-то время видел в ней любопытный объект для изучения. Но так же, как испорченному ребенку надоедает каждая новая игрушка, уже скоро он охладел к очередному предмету своих исследований. Такая душевная скупость в сочетании с его страстной жаждой исследования отталкивала ее, наводя на мысль, что все его научные поиски – не что иное, как неуемное тщеславие. Она сама не смогла бы сказать, что угнетало ее сильнее: его тайный роман с Ширин или его нежелание отвечать на ее чувства. Он ворвался в ее жизнь, как ураган, сметающий все на своем пути. Да, именно так. А значит, в том, что с ней случилось, виноват именно он. И об этом она должна рассказать сегодня.
Узнав о ее попытке самоубийства, Ширин и Мона были потрясены. Они примчались сразу же, как только им разрешили навестить ее в больнице. Обе были растеряны и напуганы и, конечно же, хотели понять, почему она так поступила. Но Пери и сама не знала ответа на этот вопрос. Ширин умоляла ее заявить комитету, что Азур не имеет к этому никакого отношения. Просила спасти своего любимого профессора. А вот интересно, подумала Пери, Ширин действительно настолько уверена в честности своей дорогой Мышки или просто считает, что ею так легко манипулировать?
Будь справедлива, говорила она себе. Помни: твои чувства – это одно, а факты – совсем другое. Не позволяй эмоциям управлять тобой. Кстати, именно этому учил тебя Азур. Если говорить о его романе с Ширин – что ж, они взрослые люди, и никто никого не принуждал. А вот было ли желание Троя опорочить профессора абсолютно бескорыстным?
Как ни пыталась Пери найти ответы на мучившие ее вопросы, они только порождали новые, еще более сложные. Психиатр советовал ей не принимать серьезных решений, пока она не оправится полностью и не окрепнет. Но что она могла сделать, если обстоятельства складывались именно так, а не иначе? Растерянная, она чувствовала себя так, словно тонкий трос, державший ее на безопасном причале, вдруг лопнул и она оказалась одна посреди океана, совершенно не представляя, в какую сторону плыть. Скоро ей придется предстать перед членами комитета. Что она скажет им? И о чем ее будут спрашивать? Сможет ли она связно ответить им на чужом языке, если даже сейчас едва успевает облечь в слова свои стремительно летящие мысли?
Пери взглянула на часы. Чувствуя, что сердце колотится так, словно хочет вырваться из груди, она встала со скамейки и пошла в сторону здания, где должна была решиться судьба доброго имени профессора Азура.
* * *
Азур сидел за столом, устремив взгляд в окно. Укрывшись в тиши своего кабинета, как в коконе, он старался не думать о предстоящем заседании комитета. Мысль о том, что любившие его люди могут пострадать, угнетала его. Он понимал, что Ширин наверняка начнут задавать бесцеремонные вопросы об их романе. Она, конечно же, попытается скрыть правду, чтобы не подставить его под удар. И совершенно напрасно, так как он уже принял решение рассказать обо всем без утайки. Ему нечего скрывать. Ничего дурного он не совершал.
Трой тоже даст показания. Обрушит на комитет потоки лжи, которые искренне считает правдой. Ему никогда не нравился этот парень. Скользкий как угорь. Хорошо, что он выгнал его со своего семинара. Сколько раз за все эти годы он слышал рассказы о профессорах и студентах, скрещивающих шпаги в спорах о политике, истории, да мало ли о чем еще. Что до него, то расхождение во мнениях как таковое раздражало его крайне редко. Каждый год в число его студентов обязательно попадали несколько горячих голов, стремящихся во что бы то ни стало проявить свой ум, исключительность и превосходство над другими. Само такое рвение он не считал зазорным. Однако способы, которые выбрал для достижения этой цели Трой, сразу же оттолкнули его. Заносчивый и надменный, Трой со всеми разговаривал свысока, высмеивал тех, кто был с ним не согласен, придумывал своим товарищам обидные прозвища, преследовал их после занятий, изводя нескончаемыми разговорами о своем отношении к Богу. Поначалу Азур думал, что подобное поведение только подстегнет других участников семинара формулировать свои мысли более четко, однако уже вскоре стало ясно, что в присутствии Троя почти все чувствуют себя уязвленными и боятся произнести хоть слово. Тогда он запретил молодому человеку ходить на его занятия, тем самым нажив себе опасного врага, который не упустит случая отомстить.
Азур не сомневался, что его недоброжелатели, коих было предостаточно, уже потирают руки в предвкушении громкого скандала с его участием. Кто-то в открытую говорит, что будет только рад его увольнению. Увы, такие люди просто не понимают, что радоваться несчастью других так же нелепо, как ожидать, что к тебе придет чувство сытости, если кто-то рядом страдает от голода.
Но есть еще Пери… красивая, хрупкая, робкая, вечно недовольная собой Пери. Что скажет она? Впрочем, насчет этого вряд ли стоит волноваться. Как ни верти, все обвинения, связанные с Пери, абсолютно беспочвенны. Разумеется, она не станет возводить на него напраслину. Она даст объективные показания, если не в его пользу, то в пользу истины, что при данных обстоятельствах одно и то же.
Азур выставил вперед ладони, словно это были чаши весов, на которых лежат все за и против. Итак, против него: излишнее давление, которое он оказывал на студентов, вследствие чего самые обидчивые из них могли счесть себя оскорбленными, его манера вынуждать участников семинара давать волю эмоциям на глазах у всех, что могло сказаться на их душевном состоянии, и, конечно же, его роман с неотразимой Ширин. За него: долгие годы преподавания и исследовательской работы, значительный вклад в научную жизнь университета, множество написанных им статей и книг. Да, и еще тот факт, что Ширин ко времени начала их романа уже не была его студенткой. Так что повесить на него ярлык аморальности будет не так просто.
Несмотря на все усилия Троя и его союзников, их обвинения рассыплются, как замок из песка.
Он всегда считал, что схватку выигрывает лишь тот, кто знает, как держать удар. Но, несмотря на это, он понимал, насколько был самонадеян. Он пытался говорить о Боге на языке, понятном если не всем, то хотя бы тем, кто стремится к пониманию. Пытался увидеть в Боге не туманное нечто, не идола, не грозного судью, не старца на облаке, а некую идею, объединяющую всех живущих на земле, загадку для всего человечества. Хотел избавиться от гнета закоснелых ярлыков и догм, мешающих постижению Бога, и перенести Его поиски в некую нейтральную область, где все, включая атеистов и противников монотеизма, смогут найти почву для дискуссии. И в самом деле, почему Бог не может стать обычным предметом для изучения? Именно для этого он и создавал свой семинар. Ведь если, как утверждал Хафиз, каждая душа на земле воплощает собой образ Бога, то почему бы не собрать в одном месте совершенно не схожих между собой людей, не заставить их просто посмотреть друг другу в глаза и найти в себе мужество всего лишь понять отношение к Богу другого человека? Да, он признает, что порой был требователен и резок. Да, он действительно относился к своему семинару как к научной лаборатории. Но все это он делал ради высокой цели.