История Византийской империи. Том 3. Период Македонской династии (867-1057 гг.) - Федор Успенский

В приведенных местах нет такого признака, который бы давал нам повод. извлекать из них доказательства в пользу скандинавской или противоположной ей школы. Оттого приверженцы той и другой объясняют эти места каждый в пользу своей теории.

Но можно по крайней мере видеть, что недостает в известии Фотия этнографического и географического признака: славян подразумевают византийцы, говоря об руси, или русь, призванную из-за моря, скандинавскую?

Ряд писателей, свидетельствующих о нападении руси на Константинополь при Игоре, дает этой руси название Русь Дромиты из рода Франков (3).

Этими местами в сущности нельзя пользоваться для разрешения нашего вопроса, потому что самое слово «Дромиты» возбуждает много споров и едва ли не представляет ошибочного чтения (вместо «дронгиты» от δρογγος).

В сочинениях Константина Порфирородного, который знал об руси не понаслышке, ибо он принимал у себя княгиню Ольгу и интересовался особенностями русского быта, встречаются разнообразные сведения о руси X в. Так, из его сочинений узнаем, что русь играла довольно важную роль в византийской морской службе: в критском походе 902 г. участвовала русская эскадра с 700 человек экипажа; в итальянском походе 936 г. упоминается 415 русских; в другом критском походе, 949 г., участвовало 9 русских судов и на них было экипажа 629 человек. Независимо от того русь служила в царской гвардии. Но если мы отнесемся и к Константину с запросом — славянская это русь или скандинавская, то прямого ответа у него не найдем. Есть, правда, одно место, по моему мнению, недостаточно оцененное, в котором можно видеть намек на географическое положение Руси (4):

«Русские соседят с печенегами и последние часто грабят Россию и вредят ей. Русские стараются жить в мире с печенегами, ибо покупают у них волов, коней и овец, которых в России нет».

В этом замечании как будто видится указание на противоположность между Великороссией и Малороссией; первая и ныне нуждается в хорошем скоте, который доставляется из Малороссии.

Наконец, приведу еще несколько мест, которые тем больше должны иметь интереса, что в первый раз пускаются в научный оборот. Таковы, между прочим, загадки на слово Рως (из бумаг Газе, в Парижской национальной библиотеке):

1) Имя мое мученик и в то же время птица. По отнятии трех первых букв ты увидишь гордое надменное языческое племя (γενος). Загадка дана на слово Фλωρος и относится к языческой эпохе Руси.

2) Меня производит сладко рождающее животное, одаренное способностью летать. Я часто нахожусь в храмах и пользуюсь вниманием молящихся. Если отнимешь две первые буквы, то три остальные будут обозначать надменной гордости варвара скифа. Эта загадка дана на слово κηρος — воск, она снабжена притом разгадкой, в которой прямо обозначено, что по отнятии первых двух букв данное слово значит русский народ. Итак, варвар скиф и русский народ в представлении византийцев X в. суть равнозначащие термины.

Не менее любопытна надпись на пьедестале одной колонны, стоявшей на Тавре, которая толковалась в том смысле, что Русь завоюет Константинополь (5). Это толкование надписи относится к X в. и притом не может иметь в виду той руси, которая служила во флоте и гвардии византийского императора, ни единоплеменной с ней скандинавской руси в Киеве.

Итак, византийские известия о руси вообще не дают ответа на географические и этнографические запросы, не позволяют с точностью определить — норманнов или славян подразумевали византийцы, говоря о руси. Но мы видели также слабый географический намек у Константина, заметили затем параллелизм представлений о скифе и русском и, наконец, отметили, что предсказание о завоевании Константинополя Русью несовместимо с допущением в военную службу той же руси и в ту же эпоху.

Но в русской и византийской летописи есть другие термины, или заменяющие слово «русь», или параллельно употребляемые. В русской летописи двойник руси — варяги, в византийской — скифы. В нашей летописи «русь» является заменителем термина «варяги». Варяги в летописи даже предшествуют Руси: «имаху дань варязи (859), изгнаша варязи за море (862), от тех варяг прозвася Русская земля». Слово «варяг» есть двойник «руси», эти слова находятся в таком тесном родстве, что у нас обычны выражения: варяжские князья, варяги-русь, варяжский вопрос и т. п. Византийцам хорошо известен этот этнографический термин, который у них также употребляется (в XI в.) рядом с русью. В истории борьбы русских школ варяги составляли своего рода приз, за которым долго гонялись норманисты и их противники. Но так как и варягов не удавалось приурочить ни к какой местности в Европе, то понятно, что погоня за этим призом была безуспешна. Ныне вопрос о варягах утратил свой острый характер, после того как стало известно, что норвежский герой Гаральд (XI в.) был сыном короля Варангии (6), т. е. что Норвегия называлась землей варягов. Так как в XI в. византийцы, ставя рядом варягов и русь, не смешивают одно имя с другим, то очевидно, что они различали этнографически эти термины и, следовательно, вопрос о руси остается еще открытым, хотя и доказано скандинавское происхождение варягов.

Остается, таким образом, другой двойник руси — скифы. Уже у писателя Льва Диакона, принимавшего личное участие в войне с Святославом, русские называются скифами и тавроскифами. Впоследствии это смешение этнографических терминов становится у византийских писателей обычным. Позднейшие писатели, упоминая даже о походах руси X в. и о чудесной помощи, оказанной Влахернской Богоматерью, называют нападавших скифами. В одном рукописном слове в честь Богородицы перечисляются враги, против которых она мужественно обороняла Византию, — это персы, скифы, агаряне, болгаре и латиняне. В XVII в. икона Влахернской Богоматери привезена была в Москву, причем сообщена и история этой святыни, в которой описано место, где потонули кагана скифского корабли (7).

Вопрос о происхождении руси, поставленный в близкую связь с скифским, далеко не исчерпывается. Но я не могу долее останавливать на нем ваше внимание. Если бы вы спросили меня теперь, к которой школе сам я присоединился бы охотней, я бы ответил: к норманнской, хотя не без сожаления. На сторону норманнской школы обязывает стать рассудок и логика сохранившихся текстов, но к противоположной школе влечет чувство и опасение пожертвовать живой действительностью, наблюдаемой в жизни и деятельности Руси X в.

С началом X в. русские князья начинают принимать участие в европейских событиях и Русь как этнографический термин, чем дальше, тем с большим напряжением и постепенно выясняющимся характером культурного европейского народа входит деятельным элементом в кругозор византийских и восточных летописцев. Следует думать, что начавшиеся со времени похода Аскольда и Дира и введения христианства после 860 г. сношения не прекращались до начала X в., когда Русь поддерживала уже с Византией соседские торговые и дружественные отношения и когда некоторые из русских состояли на военной службе империи, о чем в первый раз имеется указание в истории критского похода патрикия Имерия при Льве Мудром (8). С тех пор Русь, даже с точным обозначением ее приобщения к христианской вере [115], в течение X в. многократно встречается в военной, торговой и дипломатической истории Византии. Уже и сами по себе эти упоминания об отрядах русских, число которых до Владимира Святого колеблется в разное время от 415 — до 700 и которые участвовали в походах императорского флота на отдельных военных судах, снаряженных правительством, и получали за это определенное жалованье, могли бы подать повод к заключениям относительно способов и средств, какими были достигнуты эти благоприятные результаты по отношению к воинственному народу, только что начавшему свой героический период.