Обсидиановая бабочка - Лорел Гамильтон

- На самом деле нет.

- А тогда зачем спрашиваешь?

- Тебя вроде бы что-то грызло. Я думала, что разговор можетпомочь. Или это женская черта - выговариваться?

Он расплылся в улыбке.

- Наверное, женская, потому что я об этом говорить не хочу.

- О'кей, поговорим о чем-нибудь другом.

- О чем?

Он глядел в дальнее окно, прислонившись плечом к стеклу.Дорога нырнула вниз между двумя холмами, и мир вдруг стал темно-серым. Мы вбуквальном смысле уходили из света. Но это вот последнее нападение явно былосовершено при свете дня. Так чего же меня так беспокоила наступающая ночь?Может быть, сказывался многолетний опыт охоты на вампиров, когда наступлениетьмы означало, что у нас, людей, преимущества больше нет. Я надеялась, что вседело только в старых привычках, но дрожь у меня в животе придерживалась иногомнения.

- Ты давно знаком с Эдуардом? - спросила я.

- Лет шесть.

- Блин.

- А что такое? - с любопытством спросил он.

- Я пять. И надеялась, что ты его дольше знаешь.

Он усмехнулся:

- Хотела выкачать из меня информацию?

- Вроде того.

Он повернулся под ремнем, ко мне в фас, ногу задрал насиденье.

- Давай я тебя накачаю, а ты из меня выкачаешь все, чтозахочешь.

Он чуть понизил голос, склонил голову набок и рассыпалволосы по сиденью, как черный мех.

Я покачала головой:

- Ты оголодал, я тут подвернулась. Не слишком это лестно,Бернардо.

Он перебросил волосы на свою сторону сиденья.

- Вот это точно девчоночьи штучки.

- Что именно?

- Усложнять жизнь. Вам обязательно надо, чтобы секс былбольше, чем секс.

- Не знаю. У меня есть знакомый парень, настолько же всеусложняющий.

- Что-то ты его вспоминаешь без восторга.

- Эдуард тебя позвал до Олафа или после? - спросила я.

- После. Не уходи от темы.

- Я и не ухожу. Эдуард в людях разбирается. Он знает, когокогда звать и на какую дичь. Олаф - понятно. Я - понятно. Он позвал тебя - вотэто непонятно. Он знает, что это не твой профиль.

- Теперь я не понял.

- Эдуард меня уговаривал с тобой спать.

Бернардо уставился на меня - ошеломленный, наверное. Приятнознать, что такое бывает.

- Эдуард в роли свахи? Мы говорим об одном и том же Эдуарде?

- Может быть, Донна его переменила.

- Эдуарда ничто переменить не может. Он как гора: всегда натом же месте.

Я кивнула.

- Верно, но он не принуждал меня идти с тобой под венец. Онсказал - цитирую: "Что тебе нужно - так это как следует потрахаться бездушевных заморочек". Конец цитаты.

У Бернардо глаза полезли на лоб.

- Эдуард такое сказал?

- Ага.

Даже глядя на дорогу, я ощущала на себе его взгляд. Он былне сексуальным - а пристальным. Я привлекла внимание Бернардо.

- Ты хочешь сказать, что Эдуард позвал меня, чтобы тебясоблазнить?

- Не знаю. Может быть. А может быть, и нет. Может, этопросто совпадение. Но он недоволен моим выбором любовников.

- Во-первых, в том, что делает Эдуард, совпадений не бывает.Во-вторых, с кем же это надо спать, чтобы Эдуарда это взволновало? Ему будет пофигу, если ты оприходуешь собственного кобеля.

Последнее замечание я игнорировала, поскольку не моглаответить подходящей репликой. Хотя обратите внимание, я не стала выражатьнесогласие. Обычно Эдуард интересовался лишь одним: умеешь ли ты стрелять. Всеостальное ему не важно.

- Я отвечу на твой вопрос, если ты ответишь на мой.

- Давай попробуем.

- У тебя вид как у индейца с обложки рекламного журнала, ноощущение такое, что ты не принадлежишь к иной культуре.

- Слишком для тебя белый? - спросил он, и в голосе егопрозвучала злость. Я наступила на больную мозоль.

- Видишь ли, моя мать была по происхождению мексиканка, икогда с такими людьми общаешься, чувствуется их культура. У семьи отца -немецкие корни, и они говорят или поступают как европейцы, и есть в нихкакой-то иностранный налет. А в тебе не чувствуется какой-то конкретнойкультуры или особенностей биографии. Ты говоришь как типичный среднеамериканец,как по телевизору.

Он теперь действительно разозлился.

- Мать у меня была белая, отец индеец. Мне говорили, что онумер еще до моего рождения. Мать бросила меня в роддоме. Младенец-метис никомуне был нужен, и меня футболили из приюта в приют. В восемнадцать я пошел вармию. Там оказалось, что я умею стрелять. Несколько лет я убивал во имя моейстраны, а потом стал свободным охотником. С тем и возьмите.

В голосе его было уже столько едкости, что он почти резалуши.

Извиниться за вопрос - это было бы оскорбительно. Сказать,что я понимаю, - ложью. Поблагодарить за ответы - это тоже было бы как-то не кместу.

- Молчишь? Сказать нечего? Шокирована? Или тебе меня жалко?Тогда дай мне из жалости. Тут я на него посмотрела:

- Когда тебе кто-то дает, то не из жалости, и ты это отличнознаешь.

- Но ты мне давать не хочешь.

- Это не из-за твоего национального своеобразия или егоотсутствия. Меня дома ждут два мужика. Два - это на одного больше, чем нужно.Три - это уже ни в какие ворота.

- А почему Эдуард их не любит?

- Один из них вервольф, а другой вампир.

Я это произнесла будничным тоном, но при этом смотрела нанего, чтобы увидеть реакцию. У него отвисла челюсть.

Наконец он смог закрыть рот и произнести:

- Ты - истребительница, ужас нежити. Как ты можешь вязатьсяс вампиром?

- Я не знаю, как ответить на этот вопрос даже самой себе. Носейчас я с ним совсем не вяжусь.

- А вервольфа ты принимала за человека? Он пыталсяпритвориться?

- Поначалу, но очень недолго. Когда я с ним легла, я знала,кто он.

Бернардо тихо присвистнул.

- Эдуард монстров ненавидит. Но я думал, ему плевать, если сними спит его помощник.

- Не плевать. Не знаю почему, но это так.

- Так что он думал? Одна ночь со мной так тебя переменит,что ты отречешься навек от монстров? - Он внимательно изучал мое лицо. - Яслыхал, оборотни умеют менять форму тела по желанию. Это правда?