Без боя не сдамся - Дина Рид

Схватив её в охапку, он метнулся за кулисы с неистовым криком: «Врача сюда! Срочно врача!» К ним бросились люди.

– Где? Где болит? Машенька, ответь, – взволнованно говорил Алёша.

Она облизала губы и попросила:

– Туфли…

– Сейчас. – Он усадил её и стал осторожно снимать красные туфли, превратившиеся в «испанский сапожок». Маша вскрикнула, и на Алёшин костюм брызнула кровь. При виде истерзанной гвоздём пятки и кровоточащих ступней с въевшейся в кожу стружкой толчёного лезвия, Алёша обомлел.

– Надо кровь остановить, – пробормотал он. Не раздумывая, оторвал от своей рубахи пару лохмотьев и рявкнул на собравшийся персонал: – Врач где?! Я сказал «срочно»!

Испуганная Зарина заверила:

– Уже идёт… Боже! Как так получилось?

Алёша прижал ткань к Машиным ногам, и она, уже не сдерживаясь, заревела, как ребёнок:

– Бо-о-льно!

– Сейчас, маленькая, потерпи. Сейчас пройдёт, – уговаривал он её.

Из-за шторы выглянула ведущая:

– Что тут у вас происходит? О господи! Кровь… Лёша, на сцену. Судьи ждут.

– Обойдутся, – хмуро ответил Алёша. – Я не отойду от неё, пока не буду знать, что она в порядке.

У ведущей взлетели вверх брови от изумления:

– Даже так?! Ну ладно. – И она скрылась за кулисой. Послышалось радостное объявление рекламы.

Маша рыдала, не думая, что по щекам растекается тушь.

– Алёш… Алёша… Это не я эсэмэску писала… – захлёбываясь слезами, рассказывала она. – Мне телефон взломали… Вика и Юра… Случайно узнала… Я думала, ты не звонил совсем… Алёша… Что ты меня бросил…

– Глупенькая! Как я мог? Я же люблю тебя!

– Правда? – всхлипывая, спросила она.

– Конечно!

И тут подоспел врач:

– Что тут?

– Сергей Васильевич, посмотрите на её ноги, – попросил Алёша.

– Да что у вас, поветрие с ногами, что ли? – возмутился врач и занялся Машей. – Колосов, уйди, не мешай.

Но Маша вцепилась в Алёшины пальцы, вымазанные в крови:

– Не уходи.

– Не уйду. – Алёша крепко держал её за руку.

В помещении вздыбилась чёрная портьера, и, как ураган, ворвался разъярённый Штальманн:

– Колосов! Вообще охренел?! – орал он, перекрикивая музыку, сопровождающую рекламу на экранах. – Что ты себе позволяешь?! Это прямые эфиры! Прямые!

– Я в курсе, – спокойно поднял голову Алёша.

В комнату по одному зашли с недоумёнными лицами Летиция, Далан и Котэ. Штальманн размахивал руками так, будто собрался переиграть ветряную мельницу:

– Колосов, да ты понимаешь, что есть формат?! Ты обязан оставаться на сцене после песни, обязан! Хоть землетрясение, хоть теракт…

– Именно что теракт, – перебил Алёша и протянул Штальманну разбухшую от крови туфельку, начиненную острой металлической крошкой, с торчащим из стельки толстым, покрытым бурыми потёками гвоздём. Продюсер брезгливо взял туфлю за каблук, взглянул и, передернувшись, отставил на металлическую конструкцию. Его гнев сразу утих:

– А как она в этом танцевала?

Алёша пожал плечами и снова взял за руку Машу.

– Я не хотела номер срывать, – тихо произнесла она. – Извините, подвернула потом ногу при падении. Встать не получилось. Никто бы иначе не заметил…

У Алёши по спине пробежали мурашки: она терпела этот ужас, только чтобы не испортить его номер? Невероятно! Горло перекрыл ком от переполняющих грудь благодарности, восхищения, изумления. «Отважный маленький Одуванчик!» – думал Алёша, а сердце колотилось безумно. Коснувшись губами её пальцев, он чуть слышно шепнул: «Спасибо, ты…», но не нашёлся, что сказать, просто сжал Машину ладонь. Непрошеные слёзы проступили в уголках его глаз.

– Профессионализм, – задумчиво вставил Далан.

– Не профессионализм, а идиотизм, – буркнул доктор. Обработав раны перекисью водорода, он пытался теперь пинцетом достать из стопы танцовщицы мелкую стружку. – Кошмар какой! Не знаю, за что хвататься… Кто-то хорошо постарался. Теперь тебе танцевать долго не придётся.

– Неделю? – спросила Маша, скривившись от боли.

– Какую неделю?! – проворчал Сергей Васильевич. – Дай бог, чтобы ты в лодыжке связки не разорвала, а то придется гипс накладывать. Судя по всему, растяжение точно есть. Как минимум. Сейчас повезём в травмпункт.

Летиция сунула нос в туфлю и отпрянула:

– Ой, блин! У вас тут что, инквизиция завелась?

– Товарищи! Я считаю, надо со всем этим разобраться! У нас не Большой театр для таких козней! – с надрывом выдал Котэ. – Я просто настаиваю! Куда смотрела костюмер?! Таких работничков надо гнать в шею!

– Думаю, она ни при чём, – пробормотала Маша.

– Это же надо, как тебя кто-то ненавидит… – удивилась Летиция, снова с опаской заглядывая в окровавленную туфлю.

– Ненавидит. Наверняка, – подтвердила Маша и встретилась глазами с Даланом. Тот покрылся багровыми пятнами и, скрестив руки, начал рассматривать серебристый логотип шоу «V-персона» на стене. Маска всемогущего мачо вмиг выветрилась с его лица. Алёша нахмурился: если Далан замешан, он его в порошок сотрёт за Машу. Как и любого другого. Все вокруг галдели, возмущаясь и обсуждая происшествие. Алёша уже открыл было рот, но Зарина взволнованно объявила:

– Товарищи! Время не терпит. Реклама заканчивается! Возвращайтесь в зал.

Штальманн скомандовал:

– Колосов, марш на сцену! Рекламу по твоей милости запустили раньше, надо теперь пустоты заполнять.

Алёша не выпустил Машиных пальцев:

– Нет. Я поеду с ней в больницу.

– Я что, на китайском объясняю?! – вспылил Штальманн. – Или ты идёшь на сцену, или вылетаешь из шоу сейчас же!

Маша ответила за Алёшу:

– Он идёт, Игорь Вениаминович. Уже идёт.

– Я не оставлю тебя, – решительно сказал Алёша.

– Иди, – потребовала Маша, – иначе я буду чувствовать себя виноватой. И к тому же, неужели я зря промучилась в этих туфлях?

Алёша растерянно замялся, подспудно боясь, что стоит отпустить её руку, и Маша снова исчезнет. Будто прочитав его мысли, она выдавила из себя улыбку, стараясь не кривиться от болезненных процедур, которые производил врач.

– Иди, ты не должен выбыть. А я здесь. Никуда не денусь.

– Точно? – Он смотрел ей в глаза, не в силах оторваться.

– Точно.

Алёша поцеловал её кисть и, небрежно оттерев с ладоней кровь кем-то протянутой влажной салфеткой, бросился на сцену под заключительные аккорды рекламы памперсов. Ещё более взъерошенный, чем полагалось по роли, с разодранной уже по-настоящему рубахой он затормозил у микрофона. Хорошо, что петь больше не надо – он бы не спел теперь, а прокричал, завыл, как раненый зверь. Ему казалось, он чувствует всю боль, что досталась Маше. Под проигрыш краткой заставки ведущая успела шепнуть на ухо: «Лёшка, успокойся. Это театр. Не забывай играть» и с серьёзным лицом обратилась к зрителям.