Заклятие сатаны. Хроники текучего общества - Умберто Эко

Джованноли – автор (в том числе) «Науки в научной фантастике» (Bompiani, 2001)[540], одной из самых увлекательных околонаучных книг, где собраны и классифицированы самые распространенные идеи из наиболее популярных научно-фантастических романов (законы робототехники, повадки инопланетян и мутантов, гиперпространство и четвертое измерение, путешествия во времени и временные парадоксы, параллельные вселенные и так далее). Между идеями нет ни малейшего противоречия, кажется, что они части одной системы, по своей однородности и логичности близкой к науке. Что не так уж противоречит истине, ведь все авторы научно-фантастических романов читают друг друга, какие-то темы переходят из книги в книгу, так что постепенно формируется своеобразный канон, существующий параллельно с официальной наукой. Опять же, фантазия сочинителей никогда не вступает в конфликт с научным знанием, наоборот, именно наука становится отправной точкой для самых невероятных решений. Наконец, часть предложенных научной фантастикой идей (начиная с Жюля Верна) была претворена в жизнь и принята наукой.

С той же позиции Джованноли рассматривает детективные романы и приходит к выводу, что методы, используемые сыщиками и философами или учеными, имеют много общего. Идея не нова, но никто прежде не развивал ее в таких масштабах и с таким упорством, и в итоге возникает вопрос (им в душе задается и сам автор), является эта книга пособием по философии детективного жанра или же учебником философии, опирающимся на свойственный детективам ход мысли. Сложно определиться, кому рекомендовать этот труд: тому, кто хочет понять устройство детективного романа, или тому, кого интересует философия. Так что перестрахуюсь и порекомендую обоим.

Очевидно, что не одни писатели-детективщики следили за развитием философии и науки (обратите внимание на фрагмент о связи творчества Дэшила Хэммета с теорией относительности и топологией): многие мыслители пришли бы (возможно) к иным умозаключениям, не читай они детективных романов. Заодно становится ясно, какую пользу извлек поздний Витгенштейн из чтения hard boiled novels[541].

Не знаю, что было раньше, философия или детектив, ведь даже «Царь Эдип» по своей сути – это расследование преступления, но нет сомнений, что, начиная с gothic novel[542] и рассказов По, детективный жанр оказывал куда большее влияние на мыслителей академического толка, чем мы можем себе представить. При помощи логических формул, диаграмм и прочих приятных подсказок Джованноли объясняет, что переход от простого рассказа о расследовании к остросюжетному детективу соответствует переходу от Tractatus[543] Витгенштейна к его же «Философским исследованиям». Дедуктивная парадигма (она предполагает, что мир устроен по определенным законам, а Великая цепь бытия объяснима через четкую взаимосвязь причин и следствий и подчинена некой изначальной гармонии, согласно которой порядок и связь рождающихся в голове детектива идей отражают действующие в реальности порядок и взаимосвязи) уступает место «прагматической», где сыщик не докапывается до причин, а, скорее, генерирует следствия.

Детективный роман о расследовании, несомненно, являет собой упрощенную модель метафизического поиска, поскольку оба отвечают на вопрос «Кто это сделал?» – так на языке философии звучит whodunit [544]. Честертон называл детективный рассказ символом высших тайн, а Делёз[545] полагал, что философский трактат должен походить на детектив. Разве Фома Аквинский, предлагая пять доказательств бытия Бога, действовал не как идущий по Чьему-то следу сыщик? И в жанре hard boiled есть своя внутренняя философия. Вспомните Паскаля и его призыв: ну же, спутаем все карты и посмотрим, что из этого выйдет. Узнаю повадки Филипа Марлоу или Сэма Спейда[546].

Я бы с радостью рассказал поподробнее о той части, где говорится о возможной взаимосвязи Агаты Кристи и Хайдеггера. Само собой, Джованноли не утверждает, что «Десять негритят» (1939) оказали влияние на «Бытие и время» (1927), хотя мог бы, если учесть его интерес к временным парадоксам; в творчестве английской писательницы он обнаруживает отсылки к идее «бытия-к-смерти», почерпнутой из средневековых источников, и за это я снимаю перед ним шляпу. Еще один совет напоследок: не пропустите страницы, посвященные Хэммету и пространству в форме штопора.

Мне запомнилась (как мы увидим дальше, нет гарантии, что на мою память можно полагаться) прекрасная статья Джорджо Манганелли[547] об искушенном читателе, который, даже не открывая книгу, способен понять, что читать ее не стоит. Речь идет не об умении профессионала (или увлеченного любителя) определять ценность книги по вступлению, двум открытым наугад страницам, оглавлению или списку библиографии, что, на мой взгляд, отдает ремеслом. Нет, Манганелли имел в виду озарение, особый дар, обладателем которого он, естественно (а может, ко всеобщему удивлению), считал и себя.

«Искусство рассуждать о книгах, которых вы не читали» Пьера Байяра (Excelsior 1881, 2007)[548], психоаналитика и университетского преподавателя литературы, не объясняет, каким образом определить, стоит ли читать ту или иную книгу, но зато учит невозмутимо рассуждать о книге, которую вы не читали, – этот навык пригодится даже профессору на лекции, с ним не страшна и беседа о признанном шедевре. В основе лежит научный подсчет: фонд хорошей библиотеки насчитывает несколько миллионов томов, если читать один в день, в год мы осилим лишь 365, за десять лет – 3600, а за всю жизнь, равную условным семидесяти годам, – каких-то 25 200. Капля в море. Впрочем, тот, кому когда-то повезло с лицеем, легко может принять участие в беседе о Банделло, Гвиччардини, Боярдо, многочисленных трагедиях Альфьери и даже «Исповеди итальянца»[549], помня только название произведения, его место в литературном процессе и при этом ни разу в жизни его не открыв.