В августе жену знать не желаю - Акилле Кампаниле
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Катерина продолжала беззвучно плакать в полутьме, сгустившейся во всех углах. Вошел Арокле — он прибыл убираться в номере. Увидев постояльцев, он было повернулся, чтобы уйти, но, услышав плач Катерины, заплакал сам.
— Вы-то чего плачете? — спросил у него Суарес.
Арокле пожал плечами.
— У меня, — сказал он, — свои на это причины. Поскольку я пережил много несчастий, но не могу плакать при людях без видимого повода, я пользуюсь всеми печальными ситуациями, чтобы выплакаться.
— Но я не могу вам позволить, — сказал Суарес, — пользоваться горем…
Арокле перестал плакать и утер глаза. Суарес даже пожалел о своей выходке. Он склонил голову и, будучи, в сущности, человеком добросердечным, добавил:
— Да плачьте, я разрешаю.
— Спасибо, — ответствовал мужественный слуга, — но мне уже пора идти. Теперь в другой раз.
И вышел.
Некоторое время спустя синьора Суарес нарушила молчание.
— И все же, — сказала она, как бы разговаривая сама с собой, — этот Фантомас, должно быть, накопил порядочно деньжат.
Суарес пожал плечами.
— А я думаю, — пробормотал он, — что он все проел.
В тот вечер больше не было сказано ни слова.
Мистерьё прибежал домой со смятенной душой, впервые проклиная судьбу и свою забубенную жизнь.
Дома его ждала грандиозная новость: несколько часов назад в результате несчастного случая погиб Жюв, знаменитый полицейский. Эта новость, мгновенно дошедшая до ушей Фантомаса, погрузила печально знаменитого бандита в неописуемую скорбь.
— Жюв, — повторял он сквозь слезы, — всю свою жизнь посвятил мне. Мы охотились друг за другом с незапамятных времен; либо он гнался за мной, либо я за ним. А сейчас его больше нет, и я остался один!
Этот неуловимый преступник чувствовал, что вместе со своим смертельным врагом в могилу сошла и часть его самого.
На следующий день на похоронах знаменитого полицейского — который из удобства в последние годы своей жизни снимал домик рядом с жилищем своего непримиримого противника — на самом красивом и самом большом венке красовалась простая надпись: Фантомас.
Старый бандит, глядя в окно, провожал траурную процессию глазами, в которых стояли слезы. И когда Фантомас увидел, как скромный, почти лишенный каких-либо украшений, катафалк — честный полицейский умер в такой же бедности, в какой и жил — тронулся, покачиваясь, сопровождаемый друзьями и близкими, он прошептал, печально качая головой:
— Прощай, Жюв! Впервые я не могу последовать за тобой. Мы мучили, мы изводили друг друга всю жизнь, но я любил только тебя. В конце концов ты меня обставил: на этот раз ты ушел от меня по-настоящему. И навсегда.
Кто знает, было ли это чудо любви или следствие печального зрелища, которое являл его отец, но Мистерьё испытывал новые чувства.
Он долго думал. В полночь он надел черную майку, взял инструмент, какой-то большой пакет и вышел, постаравшись не производить шума. Громадные черные тучи вздымались в небе; за ними то скрывалась, то проглядывала луна.
Джедеоне и его сын вошли в номер, закрыли дверь и начали раздеваться.
— А нам будет очень жарко, — спросил Андреа, — если мы закроем дверь на ключ?
— Андреа, Андреа! — пробормотал Джедеоне. — Ты хотя бы говори шепотом!
— Почему? — спросил молодой человек. — Ты боишься проснуться?
— Сын мой, не дай бог тебя кто-нибудь услышит, когда ты несешь такое! — захныкал отец. Андреа умолк.
Его отец залез под простыню, собравшись спать, поскольку назавтра ему предстоял ранний подъем, — как вдруг вспомнил: рукопись рассказа Изабеллы.
Он совершенно забыл о новелле, которую ему отдал Павони.
— А вдруг он спросит мое мнение? — подумал старик.
Нужно было срочно ознакомиться с произведением.
Он зажег лампу на тумбочке у кровати и, вытащив рукопись, прочитал — не без дрожи, впрочем, быть может, вызванной поздним часом:
ЧЕЛОВЕК С ОТРЕЗАННОЙ ГОЛОВОЙ
Джузеппе Пателлини был злобен, как обезьяна, и мстителен, как серые медведи Больших Кордильер, которые — скажем попутно — очень любят мед. У него произошла небольшая размолвка с графом Паскуале Пассерини. Совсем пустяковая. Такие случаются между друзьями ежедневно. Дело было вот в чем: граф Паскуале Пассерини нечаянно убил комара, к которому Пателлини был очень привязан. Так вот, без раздумий Джузеппе Пателлини взял ножницы и отрезал голову графу Паскуале Пассерини, пока тот спал.
Представляете, каково было графу Пассерини, когда он проснулся и обнаружил, что у него нет головы. Он был страшно этим расстроен. Тем более, что злобный Пассерини спрятал отрезанную голову под кроватью, и Пассерини так и не смог ее найти.
Бедняга целый день бродил по дому и спрашивал:
— Моя голова! Кто видел мою голову?
Но никто не мог ему помочь. Пателлини, довольный, посмеивался в сторонке.
— А ты не знаешь? — спросил у него граф.
— Я? А при чем тут я и твоя голова?
Беда же состояла в том, что найти голову было невозможно. Вечером Паскуале Пассерини взял шляпу и, как всегда, отправился в кафе.
— Вы знаете, что со мной? — спросил он у друзей.
— Что?
— Никак не найду своей головы.
— О, какой ужас!
И заговаривали о другом. Но Пассерини по-прежнему думал о своей голове.
Вернувшись домой, он возобновил поиски. Его жена, которая в его отсутствие сама безуспешно искала голову, сказала ему:
— Так и не нашла. Кто его знает, куда она девалась.
Пассерини заволновался не на шутку. Как раз в те дни ему нужно было закончить несколько важных исследований. Как тут обойтись без головы?
Это было что-то невообразимое. Паскуале не находил покоя.
— Как же так? — кричал он, — она была, когда я уснул. Она была на подушке, вот тут! — И показывал место. — Просыпаюсь, а головы больше нет!
Было от чего сойти с ума.
Тем временем Джузеппе Пателлини начал чувствовать угрызения совести. Отрезать голову другу! Конечно, поступок некрасивый. Тем более — лишить его головы именно теперь, когда она была ему нужна для работы!
Пателлини, который лишился сна от угрызений совести (он в общем-то был малый неплохой), встал и побежал к Пассерини домой.
— Послушай, — сказал он ему сразу, — я пришел к тебе покаяться, но ты меня должен простить.
— Ну конечно же.
— Клянешься?
— Ну разумеется!
— Так вот, это я отрезал тебе голову, пока ты спал, и спрятал ее.