Пангея приветствует тебя - Оливия Штерн

— Смотри на меня, — хрипло говорит Лоран, — не уходи, не бросай меня.

Его жесткие пальцы ловко подныривают под затылок, приподнимают голову, и к губам немедля прикасается край чашки с водой. Эви с трудом делает глоток, не отводя взгляда от лица Лорана. Кажется, он исхудал за то время, пока они не виделись, черты лица сделались резче, злее. Губы сурово сжаты, сам он — отстраненно серьезен.

— Еще пей. Эви, не смей меня бросать, слышишь?

Но тьма уже подступает, чернильными щупальцами охватывает рассудок, и тянет вниз, в холод. Короткой вспышкой света — «Он вернулся за мной».

* * *

…В какое-то мгновение она проснулась окончательно.

Не чувствуя боли.

Тело — послушное, легкое, прикосновение немного колючего льна к коже. Кто-то одел ее.

Не решаясь шевельнуться и разрушить чудесную иллюзию выздоровления, Эви осмотрелась. Итак, облаченная в тунику и шаровары, она лежала на широкой постели в небольшой комнате с темными потолочными балками. Стены комнаты были гладкими, белеными; в окно напротив, распахнутое в день, заглядывали пушистые лапы ели. Там же, рядом с окном, стоял резной столик. Развешанное на стенах, красовалось всевозможное оружие — кинжалы, алебарды, охотничьи ножи, мечи, сабли — всего не перечесть. Эви осторожно перекатилась набок, все еще опасаясь разбудить боль, но ничего не почувствовала, кроме упругости собственных мышц. Она села на постели, спустила ноги.

Страх нахлынул на нее внезапно, душной волной паники вкупе с безысходностью. Где она? Последнее, что отпечаталось в памяти — мерзкая ухмылка солдата, древком алебарды циничто раздвигающего ей ноги, в то время как она, избитая до полусмерти, голая, лежит на грязном полу и ничего не может сделать. Потом ублюдок, продолжая ухмыляться, навалился всем весом, и… Да, теперь Эви была уверена, что все это ей не привиделось. У него вдруг хлынула горлом кровь, а глаза почти вылезли из орбит…

Эви привычно обхватила плечи руками и задумалась.

Если она потеряла сознание там, а пришла в себя здесь, значит, кто-то перенес ее сюда, вылечил, переодел. Кто?

Пышная ель в окне весьма прозрачно намекала на лес проклятых визаров.

Значит, Лоран все же вытащил ее? Перевез… в свой дом?

Эви грустно улыбнулась. Все же он опоздал. После того, что с ней проделали грязные твари, Эви чувствовала себя использованной вещью, рухлядью, которой самое место на помойке.

Она провела рукой по волосам, которые кто-то заботливо заплел в косу, затем решила, что необязательно сидеть и ждать, а можно самой выйти из спальни и посмотреть, что там, снаружи.

Тело по-прежнему казалось невесомым и сильным одновременно. Эви дошла до двери, осторожно потянула на себя, и высунула нос в следующую комнату, которая, вероятно, служила чем-то вроде рабочего кабинета: на самом освещенном участке был установлен большой письменный стол, заваленный бумагами. На высокой спинке жесткого стула мокрой вороной повисло черное одеяние. Эви невольно взяла его, прижалась лицом, вдыхая запах… Сложная смесь пряных трав, запах разогретого солнцем дерева, свежесть ветра, лихо гоняющего травяные волны по степи. Она очень хорошо знала этот запах, застыла, прижимаясь щекой к черному плащу визара и, не удержавшись, разревелась.

Эви рыдала, уткнувшись лицом в одежду Лорана, и оплакивала все то, что могло у нее быть — и чего уже никогда не будет. Первая ночь с тем, кого любишь. Чистые, искренние чувства. Невинность, в конце концов. Все это было положено на алтарь желаний Мер-даланна, которого она боготвоорила и которого следовало ненавидеть. Чудовищные жернова перемололи Эви, выжигая дотла душу и оставив пустую скорлупу. Что она теперь? И какова судьба рабыни, прошедшей через такое?

Она невольно втянула голову в плечи, когда почувствовала прикосновение чужих рук. Захотелось кричать, вырываться, царапаться, но, глубоко вздохнув, Эви поборола этот порыв и обернулась — чтобы встретиться взглядом с Лораном.

…Теперь она вспомнила. То, как он исхудал. Резкие, недобрые черты лица, ранняя седина, морозное утро в светлых глазах. Собственно, а как он еще может смотреть на нее? Шлюха, пусть и невольная.

— Эви.

Сильные пальцы сжались на ее плечах, Эви стояла вплотную к Лорану, прижимаясь к нему спиной.

— Ч-что? — судорожно выдохнула она.

— Я боялся, что ты умрешь, — прошептал он, шумно втягивая запах ее волос, — думал, не успею тебя довезти… Не знаю, как бы я жил потом с этим.

— Ты забрал меня… из темницы?

Лоран помедлил с ответом, потом кивнул — это Эви тоже почувствовала.

— Тогда, если… ты… — каждое слово приходилось насильно выталкивать из себя, — видел… может, мне было бы лучше умереть?

Лоран издал нечто, похожее на рык. Резко развернул ее к себе лицом, тряхнул без особых усилий так, что у Эви клацнули зубы.

— Умереть всегда просто, — невозмутимо сказал он, — я хочу, чтобы ты жила. Здесь. Со мной. В том, что произошло, моя вина, и только моя. И я… прошу прощения… ты когда-нибудь сможешь меня простить?

Слезы покатились по щекам, Эви бил озноб, и она ничего не могла с этим поделать.

— Не плачь, — Лоран пристально вглядывался ей в лицо, словно искал одному ему ведомый знак, — те солдаты — мертвы. Император — мертв.

— Император? — только и пискнула Эви.

— Да. Это ведь он отдал приказ, верно?

Она не поверила собственным ушам. Лоран. Вот так запросто взял и убил владыку Великой Степи. Великие Двенадцать! У Эви просто не находилось слов.

— Ты простишь меня? — выдохнул Лоран в ее макушку, прижимая к себе, — я буду ждать тебя… всегда…

— Не надо… ждать, — прошептала Эви, — и мне нечего прощать. Я верю, что, может быть, не сразу, но мне захочется прикасаться к тебе, ласкать тебя и дарить удовольствие. Немного позже. А сейчас… Я хочу просто быть рядом, просто видеть тебя, говорить, так, как мы говорили по дороге в Хеттр, хочу чувствовать твой запах, хочу видеть твои глаза, хочу чтобы ты поцеловал меня еще раз, чтобы я вспомнила, каково это — целовать того, кого любишь…

Она задохнулась от внезапно нахлынувших чувств.

Эви не знала, как описать свои новые, непривычные ощущения. В груди было сладко-щекотно и горько одновременно. Гнойник, копивший ужасы последних дней, насилие и близкую смерть, прорвало.

И потому она просто обхватила руками Лорана за пояс, прижалась к нему всем телом и затихла.

— Я ведь… я чувствую себя очень грязной, — прошептала наконец, — боюсь, что ты не захочешь…

Он приподнял ее подбородок, Эви посмотрела на него с тоской — в голубых глазах больше не было льда, одно летнее небо, раскинувшееся над Великой Степью.

— Алмаз всегда остается чистым, — с привычной усмешкой сказал Лоран, — я хочу, чтобы ты стала моей женой. Отныне и навсегда.