Пангея приветствует тебя - Оливия Штерн

Луше сдохнуть прямо сейчас…

Он начал подвывать в голос, катаясь по полу и впиваясь ногтями в голову. Свет резал глаза, отдаваясь эхом судороги в руках.

Кажется, его рвало, хотя желудок был пуст.

Потом в кожу головы впились иглы, от мест уколов побежал холод.

Замораживая, просачиваясь под своды черепа, давя боль.

— Рион! — наконец появлась Дея, лопотала что-то, держа за плечи и нежно поглаживая.

Вмете с болью уходили и силы.

Он обессиленно распростерся на холодном полу, лоб был почему-то мокрым.

В поле зрения появилась Лисса, и с ходу пояснила:

— Теперь понимаешь, почему все архитекторы колют нейрофрит? Лучше несколько дней сумасшествия, чем такое вот. А такое вот должно случаться как минимум дважды в год — оптимизация и верификация знаний.

Он хотел ответить, но простонал нечто маловразумительное.

Лисса отошла, а вместо нее появилась бледная мордашка Деи, заплаканная, с искусанными в кровь губами.

— Тебе… уже лучше?

— Намного лучше, — ядовито ответила за него Лисса.

Рион сжал горячие пальцы девушки и попытался ободряюще улыбнуться.

— Ты починил наш поломанный нейрокопир, — неспешно продолжила Лисса, — копия нейроматрицы готова и, похоже, корректна полностью. Могу я?..

— Да.

Он закрыл глаза.

Тонкие пальцы Деи зарылись в волосы, массируя многострадальную голову. Она сидела прямо на полу, рядом, и Рион щекой касался грубого полотна ее рубахи. Дея пахла дымом и чем-то съестным.

— Визуализация работает, — спустя несколько минут объявила Лисса, — это значит, что копия не только корректна, но и вполне читаема. С чем и поздравляю… О, а вот и Сербилла…Ну, ладно, дальше смотреть не буду, а то испорчу себе аппетит…

Рион молчал.

На самом деле ему было наплевать, что там увидит Лисса в его воспоминаниях.

У него не было сил даже на то, чтобы подняться.

Боль ушла, осталась слабость.

Дея массировала голову. Как приятно.

— Когда сюда придет Тана, я буду с ней, — не терпящим возражений тоном произнесла Лисса.

— Это твое право, — выдохнул Рион, — я тоже не хочу ее потерять.

— Я попрошу Уннара, чтобы помог тебе доползти до кровати.

Рион промолчал, но мысленно согласился.

* * *

Таноэн сосредоточенно толок в ступке остро пахнущую траву. На столе снова горел фонарь, отбрасывал трепещущие блики. Огонь отражался в блестящих глазах Хранителя Памяти, тусклым пятном выхватывал абрис его лица и терялся в складках черного балахона.

Тут же сидела Дея, уронив голову в ладони, в свете фонаря ее кудри отливали медью.

За окном шумел ночной лес, и блик лунного света робко трогал занавеску.

Рион лежал на боку, подтянув колени к груди. Его знобило, зубы выстукивали барабанную дробь. Думать ни о чем не получалось, все, что оставалось — смотреть на медные блики в пышной шевелюре навязанной девчонки.

Таноэн, покашливая, вывалил содержимое ступки в миску, залил водой. По комнате поплыла сложная вязь ароматов трав.

— Процеди и дай ему выпить, — велел старик, — это средство знали мои предшественники.

Дея беззвучно поднялась, расставила по столу миски. Некоторое время Рион видел только ее темный силуэт, а голова казалась объятой пламенем. Затем девушка склонилась над ним с кружкой травяного отвара, ее руки дрожали — того и гляди, расплескает. Стуча зубами о край посудины, Рион послушно выпил, вновь откинулся на ложе.

— К утру полегчать должно, — проскрипел Таноэн, — а я пойду спать.

И ушел, утонул во мраке старого дома. А Дея осталась.

Рион съежился под одеялом. Даже свет фонаря был неприятен. Со всех сторон наползали тени, грозя утянуть в беспамятство. Размытым пятном в поле зрения плавало лицо Деи. Бледное, в огненном ореоле…

Наверное, ей надо было сказать… что-то ободряющее… но ничего не приходило в измученную голову.

— Все еще мерзнешь? — тихо спросила она.

Он молча кивнул, щурясь на свет фонаря.

Плохо лежать и болеть.

Ужасно быть беспомощным.

И совершенно не хочется, чтобы тебя в таком состоянии видели.

Дея понимающе кивнула, отставила пустую кружку.

Затем вернулась и, не успел Рион хоть что-нибудь возразить, рыбкой скользнула к нему под одеяло, прижалась всем телом к спине, обняла рукой.

— Засыпай. Так будет лучше.

Он хотел было возмутиться, но передумал. Так в самом деле было лучше. Теплее. Спокойнее. И послушно закрыл глаза, невольно вслушиваясь в легкое дыхание девушки.

С некоторых пор ее окружала непроницаемая тьма.

Поначалу беззвучно кричала в мягкую круглобокую подушку, захлебывалась в слезах. Рядом звучал голос женщины, которая представилась Лиссой и объявила себя ее матерью. Голос будил тени воспоминаний, но то были всего лишь тени, смутные, бесполезные, по ним невозможно было понять что-либо. Потом… пришел он, существо из Храма Двенадцати, и сказал, что Мер-даланна больше нет. В то мгновение испепеляющее пламя полыхнуло где-то внутри, выжигая всю ее сущность. И осталась пустая, никчемная скорлупа. Слепая. С бездонной холодной пропастью внутри. Существование утратило смысл. И Тана больше не плакала. Дни напролет она лежала, распластавшись на постели и смотрела во тьму. Перед мысленным взором бежали, сменяя друг друга, картины ее яркой, словно солнце, и быстротечной, словно жизнь бабочки, первой любви.

Тану кормили. Лечили. Лисса — она так и не могла назвать ее матерью — увещевала, что жизнь все равно продолжается, и что она, Тана, будет видеть, обязательно будет. Тана видела тьму и вспоминала предсказание убитой Дей-шаном старухи. Ты найдешь того, кого ищешь, но не сможешь увидеть. Этот мир населяли удивительные люди, которые могли пророчествовать, и это было бы интересно, если бы у жизни оставался смысл.

Мер-даланна больше не было.

Тана сокрушалась оттого, что почему-то не была беременна — так у нее хотя бы сохранилась частичка его, воплощенная в ребенке. Но не получилось. Ребенка не было. И Мер-даланна тоже.

Тана перестала ощущать вкус пищи. От еды не отказывалась, но, проглотив три ложки, обессиленно откидывалась на подушку. Лисса умудрялась разжигать в ней голод, но ненадолго. Еще на пару ложек.

И вокруг была темнота, от которой тошнило.

А потом снова пришел он, приблизился, ступая мягко, словно хищный зверь. Она не могла видеть, но эти шаги… О, в прошлый раз он принес дурные вести. Мер-даланн. Его больше нет… Тана невольно напряглась в постели. Где-то на уровне животных инстинктов она понимала, что боится это существо, невзирая на его вполне человеческую внешность. И лишь вяло удивилась тому, что рядом зазвучал бархатный голос Лиссы.