Чеширская улыбка кота Шрёдингера: мозг, язык и сознание - Татьяна Черниговская

Аналогичным образом Тарасти в книге Existential Semiotics [Tarasti, 2000] обсуждает сильные и слабые (внутренние) знаки, указывая, что первые могут энергично и властно влиять на формирование поведения, будучи экзистенциально крайне важными.

Структура и композиция специфичной семиосферы, Umwelt, заполненная такими субъектами-объектами, как Kant, trees, stones, and horses [Eco, 1999], зависит не только от того, как функционируют наши чувства, но – в гораздо большей мере – от того, как работает наш мозг.

Язык является лучшим средством противостоять сенсорному хаосу, который атакует нас каждую миллисекунду: именно он обеспечивает номинацию ментальных репрезентаций сенсорного инпута и, таким образом, «объективизирует» индивидуальный опыт, в какой-то мере обеспечивая описание мира и коммуникацию. Это значит, что именно и только язык, будучи культурным феноменом, хотя и базирующимся на генетически обусловленных алгоритмах, соединяет объекты внешнего мира с нейрофизиологическими феноменами, используя конвенциональные семиотические механизмы. Наше восприятие может быть описано как относительно объективное только благодаря конвенциональности номинации, договору о том, в какие ячейки мы будем «упаковывать» наши ощущения. Элегантность, размер и качество этих ячеек варьирует от языка к языку и от индивидуума к индивидууму. Более того, мы сталкиваемся с нарушенным или даже иллюзорным и галлюцинаторным восприятием, но язык и мозг справляются и с этим. Мы должны соединять слова с событиями и вещами, и в каких-то случаях это удается лучше (как с цветами и линиями), а в каких-то – хуже (как с запахами и вкусами). Мы можем столкнуться и с синестезией – сенсорной или когнитивной, – когда разные модальности восприятия могут обмениваться опытом и инвентарем. Известно, что многие творческие люди обладали такими способностями и активно ими пользовались: Аристотель, Ньютон, Гёте, Гельмгольц, Скрябин, Кандинский, Шерешевский… [Kandinsky, 1947; Cytowic, 1989; Zellner, Kautz, 1990; Caivano, 1994; Emrich, 2002; Luria, 1968].

Джекендофф [Jackendoff, 2002] перекидывает мост между вычисляющим и самодостаточным мозгом и внешним миром (ср. [Freeman, 2001; Fodor, 2001; Chomsky, 2002; Loritz, 2002]) и вводит концепт f-mind, который можно понимать как способность средствами естественного языка кодировать определенные комбинации в нейрональных сетях в релевантных контексту отделах мозга.

Сенсорно-когнитивные обманы типа déjà vu или яркие ольфакторные галлюцинации были впервые описаны еще в XIX веке Хьюлингсом Джексоном, и с тех пор не вызывает сомнений, что такие феномены – не результат сенсорных нарушений, а патология мозга (см., например, [Feigenberg, Zislin, 2000]). Следует помнить, что при психических нарушениях семиозис в целом изменен и может быть выражен как гиперсемия – возрастание роли одних знаков за счет других [Davtian, Chernigovskaya, 2003], в частности сопровождая и формируя у пациентов гиперосмию, которая может быть чрезвычайно яркой и правдоподобной. Специальные измерения не обнаруживают никаких аномалий пороговой чувствительности, но картирование мозга ясно указывает на активацию соответствующих областей [Whitton, 1978; Sommer et al., 2003], и это объясняет столь реалистические ощущения.

Восприятие запахов – по крайней мере у человека – холистично и основано на обработке информации по принципу гештальта. Запахи приобретают значение через систему ассоциаций, что в большой мере зависит от эмоционального статуса. Это обусловлено анатомией и физиологией (ольфакторные проводящие пути тесно связаны с лимбической системой). Из известного ранее (см., например, [Chernigovskaya, 1996, 1999]) следует ожидать поэтому, что кардинальными для такой обработки информации и формирования гештальта будут структуры правого полушария головного мозга. Известно также, что у пациентов с локальными поражениями правого полушария ольфакторная сфера оказывается нарушенной [Zucco, Tressoldi, 1989; Zatorre et al., 1992].

Проведенные нами электроэнцефалографические и нейропсихологические обследования взрослых здоровых людей обоих полов показали, что именно правополушарные структуры участвуют в ольфакторном восприятии и классификации запахов. Наше исследование также показало, что и профессиональные дегустаторы запахов, как правило, являются людьми с правополушарным типом обработки информации [Chernigovskaya, Arshavsky, 1994, 2004]. В другой серии экспериментов (с носителями разных языков) мы также показали, что память на запахи и возможность их вербализации и категоризации имеет как универсальные семиотические и когнитивные черты, так и обусловленные данным языком, социумом и типом культуры [Chernigovskaya, 2002].

Известно несколько классификаций запахов, базирующихся на так называемых первичных ощущениях (см., например, [Amore, 1963; Harpar et al., 1986]). Словарь запахов, однако, крайне беден и вынужден использовать лексикон других модальностей, демонстрируя тем самым некую когнитивную синестезию. Всерьез лексикой, обозначающей ольфакторную сферу, лингвисты стали заниматься сравнительно недавно (см. [Dubois, 2000; Wildgen, 2004]). Память на запахи, однако, исследована сравнительно хорошо и имеет ряд черт, кардинально отличающихся от памяти на другие сенсорные стимулы [Engen, 1991; Danthiir et al. 2001; Zucco, 2003]. Например, на нее практически не действует время; запахи плохо помнятся сначала и гораздо лучше – потом; знакомость/незнакомость запахов никак не влияет на качество и прочность их запоминания; ольфакторные процессы протекают – в отличие от других – на основе интеграции, а не анализа. Категоризация запахов (а стало быть и наименование) не только очень трудны, но и нестабильны, так как неотвратимо включены в разные контексты, личный опыт, состояния и ассоциации, часто интимные, находящиеся под социальным запретом или вообще невербализуемые [Chernigovskaya, 1996–2004].

Считается, что разрыв между лингвистическими и собственно когнитивными категориями в ольфакторной сфере крайне велик. Не исключено, что в некотором смысле вся она является отдельным модулем и в большой мере определяет поведение и эмоциональный статус, подсознательный компонент чего весьма важен. Среди прочего, все это объясняет неразработанность вербализации таких ощущений. Следует, однако, заметить, что роль запахов весьма различна в разных культурах (см. [Ароматы и запахи в культуре, 2003]) и, вероятно, языках, что требует пристального изучения.

В Театре танца Нидерландов (Nederlands Dans Theater) испанский хореограф Фернандо Эрнандо Магадан (Fernando Hernando Magadan) в 2005 году поставил спектакль с провокационным названием «The time is a house». Современный балет экспериментирует не только со временем (на сколько его можно физически ускорить, замедлить, прервать), но и с, казалось бы, более очевидными и доступными человеку координатами: гениальный Иржи Килиан (Jirí Kylián) учит своих актеров нарушать законы механики и чуть ли не гравитации. Когда смотришь его балеты, испытываешь не только восторг, но и изумление от того, куда пришел антропогенез.