«Священные войны» Византии - Алексей Величко

Говорят, некоторые события дурно предзнаменовали его земное будущее. Когда на Пасху 601 г. супруга поднесла в качестве подарка св. Маврикию золотую корону, тот не надел ее на голову, а положил на престол в храме Св. Софии. Императрица очень обиделась на мужа (было от чего!), а окружающие усмотрели в этом верное свидетельство скорого падения его царства[602]. В другой день некий монах, известный строгим, аскетическим образом жизни, прошел по Константинополю от центральной площади до Медного крыльца с обнаженным мечом и всем объявлял, что самодержец вскоре примет смерть от этого оружия[603].

Это суеверное мнение родилось не на пустом месте, и с ним связана удивительная и практически беспрецедентная история. Как повествует летописец, при заключении последнего мирного договора между Константинополем и Аварским ханом вождь варваров предложил императору выкупить византийских солдат, томившихся у него в плену, по одной золотой монете за человека. Император отказал, тогда хан уменьшил сумму выкупа вдвое, но и теперь царь не принял этого предложения, желая еще более уменьшить цену за пленных. Он полагал, будто, желая получить средства, авар согласится освободить солдат на более приемлемых для римской казны условиях. Однако разъяренный хан отдал приказ умертвить всех пленников, которых было, по различным подсчетам, до 12 тысяч человек, что и было сделано его людьми[604].

Только тогда император понял, какую ошибку он совершил и какой страшный грех взял на свою душу. Находясь в глубоком раскаянии, царь часто молился, и однажды ему было видение, будто он стоит в храме, а Божий глас спрашивает его, где василевс хотел бы получить возмездие за грех: здесь или в будущей жизни. Святой Маврикий ответил, что здесь, на земле, и услышал ответ, что он отдаст власть простому солдату. Немедленно по всем провинциям Римской империи, монастырям и скитам были посланы царские гонцы, прося молитв перед Господом за себя, чтобы Спаситель наказал императора при этой жизни (!). И вся Кафолическая Церковь ежедневно взывала к Господу с этой удивительной просьбой. Наконец, в один из дней императору передали послание от пустынного старца, который сказал ему: «Господь, приняв твое раскаяние, спасет твою душу и упокоет тебя со святыми, но ты потеряешь царство с позором и опасностью!» Услышав это, св. Маврикий возблагодарил со слезами на глазах Христа за великую милость и послушно ждал развития событий, конец которых был ему уже известен. Кара Господня не заставила себя долго ждать[605].

Поздней осенью 602 г. император, как уже указывалось выше, отдал приказ своему брату Петру, командующему придунайской армией, перезимовать в землях славян. Это известие вызвало ропот среди солдат, и так уже пресыщенных воинскими походами, битвами и лишениями. В этих обстоятельствах Петр действовал далеко не лучшим образом. Опасаясь враждебного отношения стратиотов, он разбил свою палатку вдалеке от основного лагеря, совершенно упустив из рук инициативу и даже не пытаясь успокоить солдат. Что же удивительного в том, что через несколько дней к нему явилась делегация от армии с требованием прекратить зимовку и вернуться на родину? Сам Петр совсем не считал приказ своего царственного брата правильным и в разговорах с ближайшими офицерами свиты горячо осуждал образ действий св. Маврикия, который, как считал сам Петр, ошибочно хотел уменьшить расходы казны на содержание армии, предоставив ей кормиться грабежом на захваченных землях славян[606].

Трудно сейчас проникнуть в существо подлинных замыслов императора. Вполне возможно, зная его бережливость, он действительно желал уменьшить расходы казны. Но трудно отделаться от предположения, что им двигали и иные, гораздо более практичные помыслы. Не очень веря в миролюбие славян и аваров, опасаясь, что с уходом римского войска те вновь попытаются весной сделать нападение на Балканы, он решил оставить свою армию на их землях для превентивного предупреждения возможной агрессии.

Как бы там ни было, но Петр поступил двояко, и уже потому неправильно: с одной стороны, он «за глаза» ругал приказ императора (но так, что об этом «тайном» непослушании скоро узнали многие воины), но одновременно с этим лично приехал в солдатский лагерь и объявил приказ по армии остаться на зимовку. Среди легионеров поднялось ужасное волнение, а Петр вместо того, чтобы попытаться смягчить гнев войска, со своими ближними офицерами спешно ретировался в Константинополь. По существу, он оставил армию без командования на чужой, враждебной земле; рядом с солдатами не осталось никакого авторитетного командира из числа победоносных военачальников, приписанных к войску. И тогда войско подняло на щит смутьяна и узурпатора сотника Фоку и объявило того своим вождем. С ним мы уже встречались во время недавнего прибытия в столицу солдатской делегации по делу Коменциола[607].

Надо сказать, в такой ситуации это было самое естественное и легко угадываемое решение придунайской армии, за которым последовали и не менее прогнозируемые действия людей, поднявших бунт и хорошо понимавших, чем для них закончится его подавление со стороны законной власти. А так ничего и не предпринявший для успокоения войска Петр прибыл в Константинополь и объявил царю о восстании солдат.

Получив известие об этом, император не предпринял никаких ответных шагов, будто опасности не было вовсе. Вместо организации обороны от мятежников царь давал ристания народу. Когда стало известно, что Фока находится уже неподалеку от столицы, св. Маврикий направил к нему послов, но мятежники не приняли их. В это же время его сыну Феодосию, отдыхавшему в своем имении в 20 км от Константинополя, пришло послание Фоки, в котором глава мятежной армии предлагал царевичу принять на себя верховную власть или передать ее Герману, поскольку армия отказывается подчиняться императору. Взволнованный Феодосий немедленно отправился к отцу, который велел расставить караулы на крепостных стенах столицы. Но никаких более адекватных мер опять не предпринял[608].

Словно общая слепота овладела всеми, включая самого царя. Целое войско шло к столице, но никто не противостоял мятежникам. Напротив, Фоку приветствовали восторженными криками, будто ждали от него избавления от бед, нахлынувших на Римскую империю. В этих условиях св. Маврикий перестал доверять самым близким людям, включая Германа, обвиненного в измене и спешно бежавшего от явной смерти, а константинопольцы с нетерпением ожидали подхода армии Фоки, всячески понося императора бранными словами. Потеряв самообладание, св. Маврикий решил покинуть столицу и спастись бегством. Сняв царские одежды, он и его семья погрузились на корабль, но на море была буря (стоял ноябрь месяц), и им с большим трудом удалось пристать к пристани около города Пренета, близ храма мученика Автонома. Истрепанный плаванием, св. Маврикий окончательно занемог – его мучила подагра, и он попытался использовать последний шанс, чтобы спасти хотя бы наследника. Феодосия император направил к Персидскому царю Хосрову, своему названному сыну, но по дороге царевича, который был уже в Никее, неожиданно настиг приказ отца вернуться обратно. Причина так и осталась неизвестной.