Боярский сын IV – Офицер Империи - Никита Гримм

— В наследии его и детях его, что род продолжат и впредь…

— Так пусть же муж сей…

— Прохора сын Аристарх из рода Волковых, глава рода усопший…

— Пройдет на ладье по реке — Смородине против теченья ее, да услышит глас он милый сердцу его при жизни в Яви, да восхвалит сей глас поступки и потуги его, и благодарит сей глас он…

— За все благие поступки и потуги его… — Продолжил я.

— Против теченья огненного пронесет его река — Смородина, да не почует он и не понесет на себе смрада зловонного, и прибудет в дом праотцов своих дабы…

— Предстать перед судом их и ответ держать за дела свои пред ними. — Закончил я.

Жрец поклонился и сделал три шага в сторону. Только сейчас я понял, что внутри Жреца горит просто огромный Темный Источник. Больше, чем у жреца, я видел только у князя Трубецкого. Судя по всему, прямо сейчас я говорил с Одаренным Ранга Архимагистра…

Времени обдумать эту мысль у меня не было. Жрец, согласно ритуалу, уступил дорогу, и я двинулся вперед. В полном молчании я вошел под свод родового храма, вслед за мной внесли тело деда и установили в самом центре в окружении статуй всех славянских богов.

Кобылины, Василий Иванович и Гаврила низко поклонились статуям Чернобога и Белобога и сразу же покинули стены храма. Жрец дождался их выхода, кивнул мне на прощание и лично закрыл двери. Я услышал, как провернулся ключ в замке дверей. Следующий час мне предстояло провести здесь вместе с дедом…

Я опустился на колени перед статуями своих Небесных Покровителей, положи руки на колени и склонился, почти касаясь лбом холодного мраморного пола.

Я снова молился и просил дать мне ответ.

Снова и снова внутри себя я взвывал к ним и просил дать ответ.

В какой-то момент храм словно покрасили во все оттенки серого.

— Здравствуй, Матвей. — Этот голос я узнаю всегда и везде.

Я поднял лицо от пола, глядя на мужчину, над головой которого горела маленькое солнце.

— Здравствуйте, великий предок Белобог. — Я склонил голову перед одним из двух Владык.

— Твой названный дед был достойным мужем. И совершил то, на что решится не каждый глава рода. — Голос Белобога звучал тихо и вкрадчиво.

Впервые я слышал его голос без вечной легкой насмешки или издевки. Он не приказывал, не угрожал, не хитрил. Все острые и игривые интонации пропали, оставив только голос уставшего мужчины…

— Благодарю вас, великий предок, но я все равно не понимаю…

— Почему мы так поступили? — Прервал меня Белобог и, дождавшись моего резкого кивка, продолжил, — Ты не совсем прав, Матвей, не мы поступили так, мы лишь предложили выбор. Ты же помнишь, что мы говорили тебе о Воле?

Я снова кивнул, не в силах выдавить из себя ни единого слова. По какой-то непонятной причине в моем горле снова встал ком.

— Воля — Дар каждому смертному. Каждый Волен выбирать сам свою судьбу. Мы не всевластны над вами в Яви. Каждое ваше решение — только ваше, вашей Воли… Да и мы, говоря откровенно, тоже ошибаемся… Предвидение — это мой Дар, но я не смог узреть в будущем, что Декарабия появиться так скоро в Яви… Когда ты столкнулся с ним, единственным шансом для твоей победы был призыв князя Боярского, но дух, что так крепко сроднился со стихией, убил бы твое тело. И уравновесить его мог только человек со светлым Источником… Пускай и не особо сильным, но родным по крови, и обладающий крепкой Волей. Аристарх был именно таким. Он не бросил того, кого признал и считал своим внуком. Теперь вас действительно можно назвать родичами… Часть твоего Светлого источника — его собственный, отданный по собственной Воле…

Белобог опустился на одно колено, и его лицо оказалось почти напротив моего. Белоснежные глаза смотрели в мои.

— Я не стану просить прощения. Не стану обещать тебе каких-то благ, отступных или подачек. Но я обещаю тебе, что твой дед переродиться внутри вашего рода через три поколения. И жизнь его будет хорошей. И его Воля будет с ним. И в дар ему я преподнесу то же, что и тебе — память о прошлой жизни.

Я хотел злиться на него, но почему-то не мог. По щекам покатились слезы. Я стоял на коленях, а по щекам моим катились изумрудные слезы. Падая на мрамор, невообразимым образом от каждой новой слезы прорастали белоснежные крохотные цветы. Слезы скользили по уже выросшим цветам к свободным местам, укрывая весь пол зеленым покровом с раскрывающимися белоснежными бутонами. Весь храм наполнился запахом весны.

— Живи, юный шаман. Ты уже не пешка. И теперь от тебя будет зависеть многое. Очень многое. Теперь ты — глава рода. — Продолжил Белобог.

Рука Небесного Покровителя легла на мое левое предплечье.

По телу от руки прокатилось приятное тепло. Оно, словно кокон, схлопнулось где-то над макушкой. Белобог убрал свою руку и поднялся на ноги.

— Живи, юный шаман, и побеждай. Никто, кроме тебя, не защит свой род. Никто, кроме тебя, не продолжит его. Живи и здравствуй. Я благословляю род Волковых. Вот мое слово.

Я склонил голову и моргнул, прогоняя слезы. Мир вернул себе краски. Застывшее пламя свечей снова затрепетало. Левое предплечье до сих пор было теплым, и я задрал рукав рубахи. Под ним, словно татуировка, горела изумрудным светом одинокая руна, схематично напоминающая собой двускатную крышу избы, украшенную на верху двумя фигурами коней, смотрящих в разные стороны. Руна, означающая Род.

Постепенно изумрудный свет на предплечье начал гаснуть, и сама руна словно бы погрузилась куда-то внутрь. Я с уверенностью мог сказать, что она так и осталась на мне. Но в то же время, ее не было видно простому глазу.

Меня посетила догадка, и мои глаза трансформировались. Как я и думал, глаза рыкаря руну видели…

За моей спиной скрипнул открывшийся замок. Я поднялся и повернулся к дверям. Жрец распахнул двери, и вошел в храм первым. За его спиной, не переступая порога стояли все остальные. Жрец замер на месте, сделав три шага ко мне, поняв, что весь пол усеян зеленым ковром с морем белоснежных цветов.

— Благое знамение сие тебе послано богами, глава. — Сказал он спустя несколько секунд, когда его взгляд вновь вернулся ко мне, — Ты благословлён.

— Я