Голод Рехи - Мария Токарева

новую красную скалу, плывшую ярким пятном на фоне блеклых оттенков песка. Определенно, здесь они не проходили. Ларт запутывал следы, отрываясь от преследования. Он даже специально перескакивал с камня на камень, чтобы не оставить отпечатков ступней. И ведь очень шустро убегал. Но Рехи чуял его по запаху. Ларт сам себя загнал в ловушку: его эльф, его шут, провел слишком много ночей на шкуре подле трона, чтобы навсегда запомнить запах бывшего короля. К тому же вскоре показались предательски четкие следы, когда каменистая лощина снова сменилась дюнами. Песок никогда не вступал в сговор с беглецами. Пустыня оставалась честной в своем вечном голоде.

И вот уже отдаленный запах крови отчетливо ударил в ноздри. Рехи учуял пленника раньше, чем увидел спотыкающийся силуэт.

«Попался!» – только подумалось ему. Инстинкт охотника повелел замедлить шаг, слегка притаиться, но Ларт не оборачивался. Он бежал, задыхаясь, размахивая перед собой крепко связанными руками. Значит, еще и руки сумел перекинуть из-за спины вперед – треклятый ловкач. Но куда он, в конце концов, бежал?

«Вот же идиот! – подумал Рехи. – Ну и куда ты в таком виде? В пасть первому ящеру? Они здесь не ручные, если ты забыл».

Снова взыграло злорадство, чувство превосходства мешало трезво рассуждать. Как-то разом навалились все воспоминания о плене у полукровок. Жизнь в деревне, несомненно, чему-то научила, возможно, командной работе и навыкам боя. Но еще больше он нахлебался грязи интриг и предательства. Это Ларт научил его коварству. Впрочем, Рехи себя не оправдывал, потому что никогда по-настоящему и не чувствовал вины.

Без колебаний он в несколько прыжков настиг Ларта, и одним стремительным рывком сбил его с ног, повалив на песок. Затем оседлал и придавил коленями спину, одновременно схватив за отросшие грязные патлы. Ларт вскрикнул и зашипел не лучше ящера, но Рехи лишь плотнее сдавил его ногами.

– Куда пошел? А? К разлому? В лаве топиться? – приговаривал он. – Мясом паленым стать захотел! Вот падаль! Падаль ящерова!

– Куда угодно! Только не в Бастион! – выл Ларт. Он крутил головой, бил ногами, стремясь лягнуть, но не дотягивался.

– Молчать! Будешь кровяной тушей, раз такой умный.

Рехи с силой ткнул Ларта мордой в песок и не отпускал, пока тот не закашлял, задыхаясь и сипя что-то неразборчивое. Не сказать, что чужие мучения доставляли удовольствие, но лишиться подпитки в виде крови – верный способ не дойти до цели.

– Отпусти! Дай умереть! – взмолился Ларт, застывая на песке.

– Ну уж нет!

Что-то щелкнуло в груди, болезненно защемило, на миг перехватило дыхание. Последний ответ вышел не злорадным, а каким-то испуганным, протестующим. «Кровяная туша» не заставила бы сомневаться в верности своих жестоких методов, которым тоже научил сам Ларт. Только ими же теперь Рехи надеялся отвратить его от неминуемой гибели, пусть даже и связанного. Но пленник этого не понимал. Пока не понимал. А как объяснить и вразумить, чтобы не метался и не сбегал, Рехи не придумал.

– Успокоился?

– Да, – выдохнул Ларт. Рехи отпустил его руки и волосы, но коленями все еще давил на спину. Пленник тяжело переводил дыхание и отплевывал мелкий сор.

– Я отведу тебя к горам, если я проводник – наконец предложил он. – Дальше-то отпустишь?

Рехи немного успокоился, даже обрадовался, что нащупал нить разговора.

– Посмотрим, – уклончиво отозвался он. Но Ларта такой ответ не устроил, он снова вскинулся:

– К трехногим тебя, Рехи, только не в Последний Бастион. Я туда не вернусь. Меня там убьют! Они уже пытались как-то раз разрушить деревню. Говорят, мол, мы – уроды, мол, мы – порождения черных линий мира. И тут я узнал, что ты видишь линии. Что мне думать?

Пленник попытался скинуть с себя груз и устремиться дальше в неизвестность. Но Рехи отвесил ему пару тумаков, спокойно и твердо ответив:

– Вижу. И они черные и скользкие. Мерзость, короче.

При воспоминании о черных линиях всем существом овладело ощущение гадливости, будто заставили наесться разлагающейся мертвечины с червями. Во время голода полукровки и такой пищей не брезговали, еще и тухлую кровь из нее приходилось пить. Примерно такое же здоровое отвращение возникало при каждом соприкосновении с линиями мира. Не верилось, что везде они такие. Наверное, это была еще одна «шуточка» Двенадцатого.

– И мы их порождения? – спрашивал Ларт, выкручивая голову и с отчаянием глядя в глаза Рехи, и тот смутился:

– Ну… До Падения вас таких не было. Как и нас таких.

– Откуда тебе знать?

– Видел.

– Как?

– Во сне.

– Мало ли что тебе снится, – небрежно вздохнул Ларт, утыкаясь лбом в песок.

– Если и были полукровки, то они не были похожи на вас.

– И что с того? Чем мы хуже?

– Ничем, только людоеды от рождения. А впрочем, мы тоже. Все равно мы все обречены, – вздохнул Рехи. И на него навалилась бессмысленность всей этой удалой беготни по пустошам. Сумеречный вроде бы давал какой-то выбор, но Митрий намекнул четко, что ждет Стража разрушенного мира. Может, где-то случалось иначе, в других неведомых мирах Стражи кого-то спасали, кому-то помогали и сами оставались в живых.

– Так зачем мы куда-то движемся вообще? – заразился унынием Ларт. Рехи больше толком не держал его, но пленник устал от погони.

– К Разрушенной Цитадели, – ответил Рехи. – Если тебе так тошно, до Бастиона я сам потом дойду, чтобы найти Лойэ.

Такой вариант как будто устраивал обоих, ведь Цитадели Ларту не стоило бояться, злая судьба не ждала его там. Наверное. Хотя реально ли хоть кому-то пережить встречу с Двенадцатым, если и его создатель, и равный ему по силе с трудом прорывались через лес темных линий? Вряд ли. И от этого руки и ноги пронзал мертвенный холод, проникая в сознание.

– Когда потом? И что будет со мной? – не унимался Ларт. – Что ты придумал, изверг? Я сразу понял, что в тебе живет жестокий палач, а способность к пыткам лишь подтвердила…

– Когда дам в морду Двенадцатому Проклятому, – хрипло ответил Рехи.

Но сомнения терзали все сильней с каждым днем пути: то он с полным пониманием собственной обреченности собирался двигаться навстречу долгу, то снова возникали призрачные видения счастливой жизни с Лойэ. Потерянной Лойэ, утраченной, убежавшей. Впрочем, источник всех бед оставался неизменным. Хотелось хотя бы взглянуть ему в глаза, даже если от одного воспоминания о сне, в котором явился разрушитель мира, кидало в дрожь. Двенадцатый, страж разрушенного мира – его палач.

Губы Рехи нервно дернулись в ухмылке, в груди теснился тяжкий смех. Только такие безумцы, как он, бросают дерзкий вызов настолько могущественным созданиям. Но цель по-прежнему вела через