Голод Рехи - Мария Токарева

наоборот, тянулся к нему. Теперь он прислонился к валуну и прикрыл глаза. Оставалось надеяться, что острый слух поможет, если Ларт надумает сбежать. Но, похоже, пленник слишком измотался, хотя и продолжал говорить:

– В свое время я хлебнул от обоих «чистых» видов. Я никогда не считал себя ни человеком, ни эльфом. Мы – новый вид, целиком приспособленный для этого нового мира. Так я считал. А теперь мы истреблены, – твердил он отстраненно, таращась в пустоту черного неба.

– Ты не пленник. Ты проводник, – отчего-то отозвался Рехи. Вновь хотелось приободрить спутника, найти с ним согласие. Да, Рехи пил его кровь, но ведь он же и охотился на ящеров – почти что взаимная помощь, а вовсе не плен. Но Ларт не понимал этого. Еще не привык.

– Да… Зверек оказался ужасно своевольным, – настаивал он.

– Мне нужно к Последнему Бастиону, а потом в Разрушенную Цитадель.

Он придумал себе цель, Митрий ее подтвердил, но, по правде говоря, все еще теплилась надежда где-то за горами отыскать Лойэ.

– Зачем тебе к Бастиону? Не надо! Не надо! – простонал Ларт, точно его кто-то ожесточенно пинал. Рехи насторожился и спросил, упрямо мотнув головой:

– Почему ты так боишься? Что тебя связывает с Бастионом? Ты жил там?

– Связывает. Да. Жил. Моя мать жила там. Эльфом была, – Ларт неуверенно приподнял голову, а потом вновь погрузился в отрешенность повествователя. – Эльфы там как-то договариваются с людьми, так можно. Меня даже учил один человек, «хранитель прошлого». Оттуда и слова всякие, и знания по стратегии. Читать я толком, правда, так и не научился. Но это и не так важно. Зато я научился сражаться. Только открыто мне не разрешалось тренироваться. Меня вообще, считай, не должно было быть. Отца изгнали за то, что он сделал… тварь. А я, выходит, стал такой же тварью. Не знаю почему, но полукровок там не любили люто и, наверное, не любят до сих пор. Как узнали, что мы только сырое мясо едим, меня выгнали. Мать казнили, сказали, что укрывала «дурное семя», «дитя проклятья Двенадцатого». Чем мы хуже эльфов? Чем? Я скитался по пустоши. Еще мальчишка, без оружия, без навыков выживания. – Ларт запнулся, но все же признался: – Несколько лет был в рабстве у людоедов. Там… Ужасно. Потом встретил таких же, как я. Мы подняли бунт, сбежали. Вот и все… А как уже себя вернуть было после всего… После…

Рехи заворожено слушал. Рассказ приоткрывал все новые тайны, собирал мозаику прошлого и одновременно будил «неправильную» жалость к «бурдюку с кровью». Да что врать себе! За бурдюк сошел бы любой, а продирался сквозь извержение вулкана Рехи именно ради одного конкретного – ради Ларта. Но теперь вел его, получается, на убой. Только разве оставался иной выбор у них обоих? Иная цель? Иногда направление важнее конечной цели.

– А до ящеров ты как додумался? – с интересом спросил Рехи, теперь стремясь как-то отвлечь Ларта от воспоминаний о плене у людоедов. Выспрашивать, что пришлось там пережить, не хотелось. Хватило того, что успел сам насмотреться в скитаниях. Выходит, Ларт и эльфа подобрал, чтобы отомстить за собственную боль. Да и деревни уничтожал из-за этого же. Когда-то он стремился к изменениям, желал иного, но в проклятом мире все получали лишь страдания и смерть.

– Я слушал учителя, он говорил, что в книгах пишут: раньше люди приручали всяких тварей и ездили на них. Даже хищных, если взять их к себе с рождения. Я подумал, что ящеры – такие же твари. Украл из кладки несколько яиц. Ветра своего, считай, своим теплом «высидел». Он вылупился, первым увидел меня. Так и считал своим родителем, – Ларт осекся, голос его болезненно надломился. – И ведь умные твари оказались! Умные! Ох… Ни Ветра уже нет, ни всадников… Никого… Никого, Рехи… Рехи…

Голод цели

Тревожный сон тянулся и мерцал непонятными вспышками, острыми и неприятными. Видения прошлого не приходили, зато окутывала цепкая паутина усталости. Рехи полудремал, не утрачивая связь с реальностью до тех пор, пока в непроглядную темноту его беспокойного отдыха не вклинился противный знакомый голос. На этот раз явился Сумеречный Эльф собственной персоной, словно не хватало иных дурных вестей и нежданных пришельцев.

– Идешь к Разрушенной Цитадели? Или к Бастиону? – спросил он спокойно, но с долей обычного лукавства. В этом он чем-то напоминал Ларта-короля, даже уголки губ так же приподнимались, а вот застывшие глаза придавали сходство с Лартом-изгнанником.

– Куда-то иду, – сдержанно, со скрытой обидой ответил Рехи. Говорить все горазды, а в самый опасный миг никто не появляется, только испытывают для своих зловещих планов.

– Определись уж – куда, – вздохнул Сумеречный. – Это важно.

– Что важно? Вы мне сказали еще в деревне: освободись от всего, чтобы умереть, – язвительно передразнил Рехи.

– Митрий так сказал. Меня там не было. Да, он и нам так говорил когда-то. И мы освободились, – Сумеречный порывисто вздохнул и скороговоркой добавил: – Отдали все, забыли отца и мать, забыли собственные имена до посвящения в тайны этой силы. Стали всем и ничем… А ты-то хочешь такой судьбы?

– Нет, ясное дело.

В Рехи закипала ярость. Стоило ему выбраться из деревни, стоило забыть о мольбах, как кто-то из провожатых непременно появлялся. Не вовремя. Все не вовремя, как и их нелепые просьбы с обещанием великой миссии. Разум погружался все глубже в сон, непростительно отдалялась реальность, в которой пленник готовил побег. Но вырваться из забытья у Рехи не хватало сил, да и слишком много оставалось вопросов.

– Не хочу я вашей свободы, – отозвался он после некоторой паузы. Но Сумеречный лишь кивнул, темные глаза азартно блеснули.

– Свобода не залог спасения, – сказал он. – Иногда ее недостаточно, иногда намного лучше бояться потерять тех, кто дорог. Если есть чем дорожить, то можно и мир спасти. А так… во имя чего-то великого и неизведанного, во имя всех – на деле во имя никого. Все только на словах. В итоге все рушится. А почему? Потому что в свободе нет смысла без привязанностей, без любви. Свобода – это пустой колодец. Можно накидать в него песка да камней, а можно заполнить чистой водой.

Смутный образ пришельца в дырявой бурой хламиде с капюшоном почти растворялся в дымном воздухе. Хорошую же себе шкуру отхватил Сумеречный, толстую и гибкую. Рехи сначала даже позавидовал, но потом засомневался, насколько очередной призрак пустыни вообще обладает телом.

– Вот же явился… Что ж без Митрия своего? – фыркнул Рехи. – И чего в видениях? Ларта боишься? Не бойся, он связан.