Тьма в хрустальной туфельке - Дж. Дж. Харвуд

Девушка стиснула ладонь инспектора:

– Я бы никогда…

– Тогда кто же?

– Откуда мне знать? Вы – полисмен!

– И все доказательства указывают на вас. Только у вас были мотивы для смерти этих людей!

Они кружились слишком быстро.

– Доказательства? У вас нет никаких доказательств!

– Есть. Аделаида Хилл подтвердила, что вы солгали миссис Клири и не отдали рекомендательное письмо. Бесси Бэнбёри видела кровь на ваших простынях на следующий день после того, как обнаружили тело миссис Клири, а потом слышала, как вы вернулись посреди ночи – именно той ночи, в которую погиб мистер Пембрук. Признаться, вы меня удивили, мисс Хартли. Я полагал, что уж кто-кто, но вы не можете недооценивать служанку.

Голова снова закружилась. Мимо промелькнуло красное платье – словно всплеск крови на полу бальной залы. При виде этого Элеонора вздрогнула. Черноглазая женщина снова показалась, на этот раз – ближе, и улыбка её стала ещё шире.

«Если ты чего-то хочешь, дорогая, тебе стоит об этом попросить».

Элеонора была так близка к своей мечте. У неё были деньги, скоро она выйдет замуж и сумеет изменить мир к лучшему. Она стояла на пороге того, чтобы оставить прошлое позади окончательно, но вот появился Хэтчетт и пытается затащить её обратно.

– Я никогда не убивала этих людей!

Девушка не могла допустить, чтобы инспектору это удалось.

– Лгунья, – выплюнул Хэтчетт. – Я знаю, что вы сделали. Вы утопили служанку…

Нет, Элеонора не позволит ему забрать всё самое важное.

– Вы перерезали глотку миссис Клири…

Пора было загадать последнее желание.

– И вы убили мистера Пембрука, пока он…

– Я желаю оказаться вне досягаемости закона!

В краткий миг всё застыло. Потом Элеонора снова споткнулась, отшатнулась. Вырвавшись из рук инспектора, подобрав юбки, она выбежала во внутренний двор, вся дрожа.

Девушка села на край фонтана, спрятав лицо в ладони. Во рту стояло кислое послевкусие шампанского. Дворик был пуст, но её всё равно не покидало ощущение, будто за ней наблюдают.

Она загадала последнее желание.

Тени изменились. Элеонора подняла взгляд, увидела лицо черноглазой женщины, светившееся триумфом. Паника стиснула горло, обжигая, словно подкатившая желчь.

– Что ж, вот и всё, – проговорила девушка спокойно, хотя спокойной себя совсем не чувствовала.

Гостья улыбнулась – неужели зубы у неё всегда были такими острыми? – и тени окутали её.

– Да. Вот и всё.

– Тебе ведь может понадобиться что-то другое. Вот, – Элеонора завозилась со своим ожерельем. – Возьми это.

Длинное тёмное щупальце потянулось к ней из теней, и девушка отпрыгнула, выронив ожерелье.

– Неужели ты полагаешь, что твою душу можно купить за несколько безделушек?

– Тогда мой дом. Моя одежда. Мои…

Черноглазая вскинула руку. Слова замерли на губах Элеоноры, и язык присох к нёбу, став бесполезным куском мяса.

– Твоя душа стоит гораздо меньше, дитя. Что бы ты ни делала, что бы ни думала – всё было для меня открыто. Я знаю тебя лучше, чем ты сама, и ты глубоко меня разочаровала.

Гостья двинулась вперёд. Тень расцветала за ней, то приземистая, то вдруг когтистая, то извивающаяся.

– Ты полагала, что в самом деле не загадаешь последнего желания? О дорогая. Бесчисленное количество других людей пробовали до тебя, и ни у кого не получилось. По-настоящему хороший человек – явление редкое, блистательное, а ты, милая девочка, далеко не святая.

Она коснулась виска Элеоноры. Пальцы были такими холодными, что девушка вздрогнула.

– Так много оправданий, – продолжала черноглазая. – Ты словно состоишь из одних только оправданий. Ты была бедна, одинока, влюблена. Так многие были к тебе жестоки. Правда, дорогая? Но отговорки не сотрут кровь с твоих рук.

Черноглазая подалась вперёд, и её тень растеклась по двору.

– Но ты жаждала не любви, не богатства и не всех этих прекрасных платьев. Ты жаждала власти. Разрушения. Держать в руках человеческую жизнь – и раздавить её. Сколько раз ты представляла, как бросала что-нибудь в голову своего мерзкого опекуна? Ты ведь представляла, как его кожа лопнет и кровь потечёт по щекам? Знаю, что представляла. И я сделала тебе величайший подарок, какой только можно получить, моя дорогая. Я дала тебе силу воплотить все твои мечты в жизнь – даже те из них, которые ты похоронила глубоко внутри.

Элеонора открыла было рот. Хотелось кричать, просить, умолять, но с губ не сорвалось ни звука. Пальцы черноглазой впивались в висок, и казалось, что, если та продолжит надавливать, череп расколется.

– Как жаль, что ты не помнишь. Но знаешь, моя дорогая, не думаю, что я когда-либо видела тебя такой… ну, счастливой – не совсем подходящее слово. Такой удовлетворённой. Ты была такая целеустремлённая…

Элеонора с усилием покачала головой. Нет, черноглазая ведь не могла говорить этого всерьёз… Это просто не могло быть правдой, не могло!

Щёки девушки были мокрыми от слёз. Гостья вздохнула:

– Плачешь даже после всего, что я для тебя сделала?

К Элеоноре наконец вернулся голос:

– Ты не можешь забрать мою душу. Ты не исполнила моего последнего желания.

– Только и всего? – Черноглазая подняла руку. Её неестественно длинные пальцы сложились для щелчка. – Это легко исправить.

– Подожди!

– Слишком поздно, моя дорогая. Ты уже загадала желание. Его нельзя забрать назад.

– Должно же быть хоть что-то! – взмолилась девушка. – Тебе же нравится заключать сделки, правда? Давай заключим ещё одну. Я всё сделаю. Что бы ни было, я сделаю!

Черноглазая женщина внимательно посмотрела на неё, всё ещё держа руку вскинутой. Потом наконец опустила.

– Хорошо. Я всё же вполне разумна. Ты полагала, что сумеешь меня перехитрить. Полагаю, мы обе убедились, что это невозможно. Но, возможно, ты сумеешь меня обогнать.

Черноглазая взяла Элеонору за руку и повела в другую часть дворика, откуда были видны ограждения, стоявшие вокруг частично разрытого кладбища.

– Когда ты ехала сюда, ты видела вот то очаровательное кладбище, правда, дорогая?

Элеонора кивнула. Сердце у неё колотилось.

– Что ж, давай устроим небольшую гонку, хорошо? Если ты сможешь добраться до освящённой земли прежде, чем в полночь прогремит последний удар часов, я освобожу тебя от нашей сделки.

Элеонора двинулась к кладбищу, но рука черноглазой, холодная, точно камень, сжала её запястье:

– Не так быстро, дорогая. Было бы слишком просто, если б ты могла начать прямо сейчас. Нет, наша гонка начнётся в бальной зале, едва только часы начнут бить двенадцать. Если ты достигнешь освящённой земли прежде, чем прогремит последний удар часов, я откажусь от любых притязаний на тебя и оставлю в покое.