Константа - Александра Лимова

Смотрел в окно, в ночь. Взгляд на наручные часы. Усмешка и едва-едва слышное.

— Сегодня ровно год. — Покачал головой, невесело улыбнувшись уголком губ и перевел уставший взгляд на меня, кивнул. Не тронет. Верит. Доверился. Он и мне.

Сдавленный выдох, дрогнувшие руки и я поняла насколько, для меня это важно. Каким домокловым мечом висел вопрос, сможет ли этот человек поверить моему слову, потому что это супротив прагматичности и логики, потому что это чисто интуитивно, на ощущениях. Потому что… я бы ему доверилась, поменяй нас местами. Это не поддается рациональности, это просто чувствуешь.

И моей рукой, среди неизвестных мне имен, написанных таким же почерком, выведено полное имя Дениса.

Глоток виски и не глядя в светло-карие глаза начала рассказывать. С самого начала.

Он не перебил ни разу, не уточнил и ничего не спросил. Слушал молча. Закурил лишь раз, когда исповедь подходила к концу. Из-за того что я, касаясь сложных моментов запинывалась и подыскивала слова, мне казалось, что эту часть своей жизни я минимум несколько часов рассказывала, а оказалось меньше часа.

Закончив, посмотрела на Костю, стряхивающего пепел в импровизированную пепельницу и задумчиво глядящего на него. О двух третях он знал. Читал уголовное дело и истории болезни, мои и брата, а о том, кто мне дал удочку, он слышал впервые и с моей позиции. Чувствуя, как ошибается сердце, смотрела на едва заметный намек на морщину на его переносице. Не все, что он услышал, ему пришлось по вкусу, но он был прав, я частенько ухожу не в ту сторону, ибо:

— То есть ты догадалась о том, кто именно ограбил во время встречи с Шеметовым в банке. — Поднял внимательный взгляд на меня, несколько опешившую от такого поворота.

И мысленно застонав давшую себе подзатыльник, что снова не о том думала. Анохина не волновало то, что мне было важно — правильное отношение к Денису. Он не Артур, его не надо уверять в чистоте помыслов, он судит о человеке по поступкам. И не нужно было делать те акценты, он уже сказал о доверии. Он судит по поступкам и если о Денисе ему было все понятно, то со мной не совсем. Я только открыла рот, чтобы сказать элементарную и логичную вещь, что я в тот момент ему не то, что не доверяла, я его боялась, как он припечатал:

— Ты знала об этом, когда я тебя напрямую спросил, дав гарантию полной протекции в том числе и от себя самого и того что я обязан делать. И все равно промолчала.

В его интонации не было ни грамма обвинения, только досада, когда человеку на загадку ответ дают раньше, чем он приходит к нему сам. Вот этим и припечатал. Затянулся, выдыхая в сторону приоткрытого окна и, прикрыв глаза, раздраженно произнес:

— Я ведь думал об этом. — Стряхнул пепел, прищурено глядя в пол и недовольно поведя уголком губ. — Что-то произошло внутри и это не человеческий фактор. У спецов с такой подготовкой он исключен, слишком грамотно все делали. — Качнул головой, прицокнув языком, с нажимом двумя пальцами с зажатой сигаретой ведя по виску и прикрывая глаза. — Я так и думал, что это знак протеста кого-то внутри команды, по-другому не могло быть. Они готовились тщательно и долго и такой ход процесса ограбления, это не глупость и не ошибка, это следствие раскола внутри команды, и раскол должен быть по серьезной причине, не лопатники в богемных ресторанах подрезают же. — Невесело усмехнулся и пристально посмотрел на напряженную меня, вдоль позвоночника которой пробежал холодок. Как и под кожей, от последующих его слов, — некоторые счета блокировали прямо во время слива денег и блокировка была инициирована не системой безопасности, а вирусами, ломающими управление других удаленных доступов и пытающихся снести заморозку с центров управления антивирусной защиты. Денис, по мере возможностей, старательно пытаясь, чтобы его диверсию не вскрыли коллеги, блокировал атаки и пробовал запустить антифрод. — Усмехнулся, глядя на меня, отводящую взгляд, сцепляя челюсть. — И делал это красиво. Группа едва ли понимала, что происходит, коды у вас похожи действительно, с первого раза и не поймешь, ибо маскируется вирус грамотно и почти не оставляет следов. Ученик не превзошел своего учителя, но очень близко к этому. — Нет оттенка похвалы, констатация факта и отстраненность в интонациях, в которых все же были стертые проблески того, что набирало внутри него силу — раздражение. — Они блокировали систему, не понимая, что срыв ограбления делает не она. Из-за этого все криво и в спешке пошло. — Проблески все явственней, когда голос парадоксально спокойнее, — очевидно, Денис был немного против того, чтобы на тебя все повесили, а когда об этом заявил и его не послушали, запротестовал скрыто и умно… — и все же явственный укол опаляющего раздражения, от которого стиснула челюсть сильнее, с трудом подавляя порыв сжаться, ссутулиться и опустить голову. — Догадаться об этом и молчать… Женя! — сквозь зубы, отводя взгляд Медузы Горгоны от окаменевшей меня, неосмотрительно исподлобья посмотревшей на него, когда очень ясно в моем имени услышала то, как он на самом деле хотел меня назвать. И была полностью с этим солидарна. Как и со сквозящим тяжелым осуждением в украинской злой отповеди, заставившей меня снова опешить и снова исподлобья взглянуть на него, — от дурна холова. Одною сракою на два базара и мовчить! Чего балухи вылупив, иди речи собирай. Швидше!

— Я не понимаю… — пробормотала, подавляя неуместное, абсолютно неуместное желание прыснуть, когда внутри все сминало чувством вины в спирали с напряжением.

— Вещи иди собирай ховор… говорю. — Произнесла Медуза Горгона, вынимая вторую сигарету, откинувшись спиной о стену, прищурено глядя в стол, — поедем сейчас. К утру доберемся в соседний город, у меня там дела, заодно постараюсь дать своим команду на поиск. С Антоном и финпир хоть зацепка есть… — Прикурил, вновь потерев висок пальцами с сигаретой и протяжно выдыхая дым, прикрыл глаза. — Тут и так следы есть, здесь больше нельзя ничего делать, чтобы внимание не привлечь. Нужно локацию сменить… Иди, давай. — Я, сглотнув, сдержала облегченный вздох, поднялась со стула и повернулась, чтобы направиться по коридору к комнате.

Как оказалось, очень рано я почувствовала облегчение. Ибо в его титанически спокойном «пострывай», интуитивно ощущалось, что ничего в нем не спокойно. Парадоксально чувствовался внутренний взрыв, волной которого мгновенно снесло мои мысли и ощущения. Просто рефлекторно замерла и обернулась. Костя с непонятным выражением в глазах смотрел в стол. Медленно поднял взгляд на меня и от того, что было в его взгляде, от мощи ярости в плавленом золоте, я полностью оцепенела.

— Дана. — Произнес очень четко, почти по буквам. — Ты сказала, вскользь, — снова по буквам с тяжелым осуждением в абсолютно спокойном голосе, — что она проверила в городе места. В городе, да? Значит, есть еще и не город.

— Есть несколько адресов за границей… — запнулась и невольно отступила, потому что то, что вспыхнуло в глазах Анохина, оно физически давило. Пугало. Очень.

Он потерял самообладание на секунду, на одну сотую его долю, заключившуюся в том, что глядя в пепельницу, ошибся, стряхивая пепел. И сломав сигарету.