Под чужим знаменем - Игорь Болгарин

А на том конце снова прорывался сквозь треск, гудки и шум все тот же голос:

– Так что, товарищ Фролов, может, возьмем «знакомого»? Или как?..

– Ни в коем случае! Только следить!.. Слышите?.. Алло… Алло… Только следить!.. – встревоженно приказал Фролов в трубку. А сам тем временем достал из ящика стола присланное Кольцовым донесение, положил на аппарат все еще гудевшую всеми шумами телефонную трубку и снова стал вчитываться в текст: «Динамит доставлен по адресу: Киев, Безаковская, 25…» Странно… Этот адрес – лишь один из трех, по которым прошел Осадчий. И пошел дальше, по четвертому… Очень странно!..

Фролов ерошил волосы и неотрывно смотрел на разложенные на столе бумаги. В нем все сильнее нарастало тревожное ощущение – что-то здесь не так… Собрав со стола бумаги, он отправился к Лацису.

– Несколько дней назад, – решительно начал Фролов, – Кольцов переслал текст случайно увиденного им донесения. Оно было подготовлено контрразведкой и предназначалось для отправки в Киев… – И Фролов обстоятельно рассказал Мартину Яновичу о сомнениях, которые вызвало это донесение. После чего достал из кармана лист бумаги и положил его перед Лацисом: – Ночью в Киеве объявился небезызвестный нам связной Щукина Мирон Осадчий. Весь сегодняшний день он болтался по городу, интересовался различными адресами… вот этими…

Лацис заинтересованно взял лист, стал внимательно его изучать. На лбу его собрались суровые складки.

– В том числе и Безаковской, двадцать пять?

– В том-то и дело.

– Интересно… Оч-чень интересно… – Лацис порывисто встал, несколько раз быстро прошелся по кабинету, остановился напротив Фролова. – Осадчий где сейчас?

– На Александровской.

Склонившись над бумагой, Лацис снова стал внимательно всматриваться в нее, словно на ней вдруг проступили какие-то таинственные знаки.

– Жилянская улица – Гриценко… Безаковская – Поляков… – старательно, вполголоса, точно перечисляя каких-то старых знакомых, перечитывал он адреса.

Фролов слушал Лациса и устало кивал головой. Затем задумчиво потер переносицу пальцем раз-другой и неспешно высказал предположение:

– Может, Щукин по этим адресам кого-то ищет?.. Или проверяет свои старые явки и агентуру?..

Лацис отрицательно покачал головой.

– Щукина я хорошо знаю, – объяснил он. – Очень хорошо, хотя нас никогда не представляли друг другу. – Лацис позволил себе на мгновение разрядить напряжение иронией и тут же продолжил сухо, лаконично, не делая ни малейшей паузы, – мысль его работала с той отточенной мгновенностью, которая всегда и удивляла и восхищала всех, кто близко соприкасался с Мартином Яновичем: – Полковник Щукин служил в контрразведке в Петербурге. Был одно время ненадолго прикомандирован к московскому жандармскому управлению. Большой мастер работы с агентурой… Хитер, осторожен… Нет, он не доверил бы столько своих секретов одному человеку, тем более такому, как Мирон Осадчий.

Лацис по привычке подошел к широкому окну кабинета. На город уже давно опустилась недобрая свинцово-серая ночь, и купола Софийского собора стали белесыми, похожими на слитки черненого старинного серебра. По лицу Лациса бродили отблески каких-то мыслей.

– А может, все-таки взять Осадчего? – неуверенно предложил Фролов.

Лацис не ответил. После долгого молчания сказал:

– Вариант первый. Безаковская еще не была явкой. Но предназначалась… Если Осадчего не возьмем, значит, явка надежная… – Но тут же замахал руками: – Нет! Не то! При чем здесь остальные четыре адреса? Наконец, при чем здесь весь текст донесения Кольцова?

И снова – настороженная тишина, полная не высказанного собеседниками недоумения. Только мерный и неутомимый звук шагов Лациса.

– Вариант второй. Динамит хотели забросить на Безаковскую. Но кто-то или что-то помешало. И тогда Щукин послал Осадчего выяснить, что случилось. – И снова Лацис тут же сам себе досадливо ответил: – Тоже ерунда! Не вписываются другие адреса!.. И вообще, все это не из той оперы… Дай характеристику этих адресов, – после некоторого раздумья тихо попросил он.

Фролов взял в руки список и неторопливо стал рассказывать:

– На Жилянской Осадчий интересовался Гриценко. Это бывший управляющий банком. Умер год назад. Сейчас в его особняке детский приют… На Прорезной вертелся возле восьмого дома. Кем интересовался – неизвестно. Спугнул милиционер… Ну, и о Безаковской вы знаете.

– А четвертый адрес? – сощурив глаза, напомнил Лацис.

– На Александровской? Бродит по улице, тоже кого-то ищет.

Тяжелая и душная ночь постепенно почернела, утяжелилась. И вот уже Фролов перестал видеть лицо Лациса. Только силуэт его время от времени проецировался на окно и снова растворялся в голубой темени комнаты.

– Может, свет зажечь? – спросил Фролов.

Лацис не ответил. Он долго ходил по темному кабинету. Молчал. Вдруг резко остановился и застыл, глядя в одну точку. Затем подошел к выключателю, повернул его – кабинет залил электрический свет.

Нет, не зря многоопытный и разбирающийся в людях Дзержинский, хоть и не любил Лациса, хоть и ждал от него бесконечных «перегибов» и «переусердий», все же ставил его на самые ответственные посты. Остро и быстро работал мозг этого латыша, мгновенно решая задачки, которые ставил перед контрразведкой противник.

Лацис вынул из шкафа тоненькую потрепанную книжицу, изданную на газетной бумаге, стал ее нервно листать. Несколько раз удовлетворенно хмыкнул, затем сказал Фролову:

– А хочешь, я скажу, к кому шел Осадчий на Прорезную?.. К господину Тихомирову! Бывшему владельцу скаковых конюшен при городском ипподроме.

– Та-ак? – даже опешил ко всему привычный Фролов.

– На Александровской, вероятнее всего, будет интересоваться известным кондитером Герцогом.

Пораженный Фролов подошел к Лацису, протянул руку к книге.

– Что это такое?

– Это?.. – улыбаясь, переспросил Лацис. – Всего лишь телефонный справочник. Я тебе говорил – я Щукина хорошо знаю. Столкнулся с ним в январе пятнадцатого. Он тогда был прикомандирован к жандармскому корпусу для активизации его работы. А я, понятно, нелегально жил под Москвой, в районе Петровско-Разумовского, и у меня на квартире размещалась наша подпольная типография…

Лацис открыл небольшой палисандровый ларец с папиросами. Сколько Фролов помнит Мартина Яновича, у него на столе всегда стоял этот нарядный ларец. Любил он хороший табачок, хотя курил редко и только тогда, когда решал какую-либо сложную задачу и мысли напряжены до предела.

– Провокатор Поскребухин помог Щукину узнать, что кто-то из крупных московских купцов систематически передает на содержание типографии значительные суммы денег. Помню, как охранка засуетилась – и все без толку. Кто этот купец, выяснить никак не удавалось. И тогда Щукин выписал из справочника «Вся Москва» адреса очень богатых торговцев и почтой послал им по экземпляру листовки – они у него, конечно, были. Как ты догадываешься, все листовки через околоточных и приставов вернулись обратно. Кроме одной. Кроме той, что была послана купцу первой гильдии Чичкину. Это и был тот самый купец, который давал деньги на нашу типографию… Для нас это был, сам понимаешь, горький урок.