Годы привередливые. Записки геронтолога - Владимир Николаевич Анисимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Валенсии я познакомился с известным геронтологом Джоном Ольшанским. Он специально пришел на наш симпозиум встретиться со мной. Дело в том, что он, как один из редакторов американского «Journal of Gerontology Biology & Medicine», вёл нашу статью по влиянию мелатонина на продолжительность жизни мышей СВА. Статья очень не нравилась одному из рецензентов, который уже не знал к чему придраться, поскольку на все его замечания мы давали подробные разъяснения. Наконец, когда придраться уже было не к чему, он написал, что нашёл опечатку на первой странице рукописи. Я поблагодарил его за замечание и добавил, что в записных книжках одного очень популярного в России писателя Ильфа есть такая фраза: «Британская энциклопедия держала сорок корректур, и всё равно на титульном листе было напечатано: Британская энциклопудия». Мой ответ так понравился Ольшанскому, что, увидев мое имя в программе форума, он решил со мной познакомиться. В практике любого редактора история с «энциклопудией» обязательно встречается…
Осло-2002
XVIII Всемирный онкологический конгресс проходил в столице Норвегии Осло с 30 июня по 5 июля. Прошло ровно десять лет после моего посещения Осло – симпатичного зеленого города, местами так напоминающего Петербург. Из России было довольно много участников. Из нашего Института были К. П. Хансон, Е. Н. Имянитов и еще несколько человек, главным образом клиницистов. Запомнились блестящая пленарная лекция Роберта Вайнберга и выступление будущего Нобелевского лауреата (2008) Гарольда Цур Хаузена – директора Немецкого центра исследований рака в Гейдельберге. На конгрессе мы где-то пересеклись с профессором Цур Хаузеном и Николаем Павловичем, который приехал в Осло из Женевы. Они были хорошо знакомы, и когда Николай Павлович начал представлять меня, Цур Хаузен сказал, что знает меня и мои работы. «Кстати, – добавил профессор, обращаясь ко мне, – ваша статья получила высокую оценку рецензентов и принята в печать». Цур Хаузен был также главным редактором «International Journal of Cancer». Признаюсь, что услышать такое, да еще в присутствии Николая Павловича, было очень приятно. Мы с Л. Балдуччи были организаторами симпозиума «Рак у пожилых», который прошел вполне удачно.
На грандиозном приёме, устроенном в здании ратуши, в зале, в котором вручают Нобелевскую премию мира, состоялась церемония вручения премии Всемирного противоракового союза двум выдающимся эпидемиологам рака – Ричарду Доллу и его ученику и приемному сыну Ричарду Пито. Мне не раз доводилось встречаться с ними на разных конференциях. Во время приёма я подошел к обоим, поздравил с высокой наградой. Ричард Пито извинился, что не был на нашем симпозиуме – его выступление было в то же время в другом зале. Он продолжал интересоваться проблемой «старение и рак». Я спросил его:
– Ричард, мы знакомы почти двадцать лет, оба поседели за это время. Так есть старение или нет?
Так я напомнил ему название его же доклада на проходившей в 1983 году в Ленинграде конференции «Не существует такой вещи, как старение, и рак никак с ним не связан».
– Нет, конечно же, нет! – с улыбкой ответил Ричард. – Пока мы работаем, душа наша молода и старения не существует!
Глава 9. Ночи тёмные и белые
Отметим парадокс природы —
Короче дни, коль ночь бела.
Но прибавляют наши годы
Без света ночь и темнота.
Доктор Балу
С Андреем Владимировичем Гнездиловым я как-то особенно сблизился в 2001–2002 годах, хотя давно был знаком и с взаимной приязнью мы всегда здоровались. Он много лет работал в нашем Институте, защитил докторскую диссертацию – я даже писал отзыв на нее. А тут нужно было обсудить один научный вопрос по хоспису и геронтологии, он пригласил к себе домой – я много слышал о необычности его дома, но когда побывал – это превысило все ожидания и вообще оказалось полной неожиданностью для меня. Ощущение сказки, в которую попал, и некоторого родства между Андреем и Олегом Янковским в фильме «Тот самый Мюнхгаузен» и, наверное, Гансом Христианом Андерсеном. В общем, дом, наполненный чудесами, сказочными персонажами, игрой в чудо и верой в силу добра и любви, – какой-то островок романтики и детства, непонятно каким образом сохранившийся в жестком и совсем недобром мире… Балу, как называют друзья Андрея, показал мне куклы, заполнившие полки на стенах, стоящие по углам скульптурки фигур, вылепленные им и чудесным образом оживающие при вращении их на специальной подставке, когда на стене танцуют тени от этих фигурок, послушал старый граммофон с металлическим вертикальным диском, с выдавленными шипами, цепляющими за струны и извлекающими при этом прелестную музыку, посмотрел фотографии пламени в камине и от свечей, которые танцуют под музыку, послушал звон от бронзовых бил, рассмотрел удивительные портреты на стенах, глядя на их отражение в алхимическом зеркале – увидел улыбку Дамы в черном, хотя при прямом взгляде она совсем не улыбалась, по винтовой лестнице поднялся на чердак, где висят колокола и вид на полгорода, в углу – статуя командора в латах, а в плетеном берестяном туесе – череп и рука капитана Флинта, на полу какие-то загадочные предметы и скульптуры, на стенах – маски и не менее загадочные предметы, затем чай под музыку Баха и потрескивание поленьев в настоящем камине, и одевание в камзол и треуголку офицера петровского времени (со шпагой) или в сюртук и цилиндр Евгения Онегина (с тростью). Я не удержался и подарил ему свою последнюю книжку стихов, и он слушал мои вирши, которые я никогда не читал вслух. Музыка, чай, забытый вкус «Vana Tallin», принесенного кем-то из гостей, разговор, каких сейчас не бывает. Время пролетело мгновенно. Я пробыл у него несколько часов, так и забыв о цели моего визита и лишь пожалев о годах, в суете пропущенных и потерянных без общения с этим удивительным человеком. Я шёл к метро по улице Восстания и помню возникшее ощущение несправедливости попадания из нормального мира нормальных людей в зазеркалье, в котором мы сейчас живем.
Андрей пригласил меня приходить к нему. Я стал бывать регулярно у него, отдыхая душой на удивительных пятничных вечерах. Моя внучка Юля давно стала там своим человеком – играет на флейте и гитаре, поёт, переодевается то гусаром, то фрейлиной. С легкой руки Балу пишет стихи