Голоса прошлого - Ната Чернышева

   За городом на скоростных трассах порог ограничений был иным. Здесь, наоборот, ограничивалась чересчур тихая езда, и оно понятно. Тихоходники могли создать нешуточную угрозу.

   Игорь Жаров вёл машину, Нохораи укачалась и задремала на заднем сиденье, а мы с Ане потихоньку болтали о всякой всячине. Обеим было что рассказать. Наконец мы свернули с трассы на дорогу к Отрадному, встречных машин сразу стало намного меньше. В Отрадном жило порядка полутора тысяч семей, как здесь считали. Каждая семья насчитывала несколько поколений, и в общей сложности средняя численность проживающих в одном домовладении колебалась от пятидесяти человек до ста пятидесяти. Традиции…

   По правую руку, за заснеженными холмами, разливалось странноватое серебряное свечение, отчётливо видимое в неярком вечернем сумраке белой ночи.

   – Что это? – любопытно спросила я.

   В тёплом салоне словно повеяло холодом. Ане напряглась, но ответил Игорь:

   – Долина Памяти.

   – Кладбище, – неохотно пояснила Ане в ответ на мой непонимающий взгляд.

   Очень неловко получилось.

   Нас встречали. Орава детишек, сумрачный мальчишка лет четырнадцати и девушка с тросточкой. Я сначала не поняла, зачем ей трость, решила, что травма, но, уже в доме, разглядела полностью седые волосы, сухое лицо, по– птичьи тонкие, прозрачные пальцы со старческими пятнами на коже, и мне захотелось бежать отсюда с воплями. Не я ли вчера поминала прогерию Эммы Вильсон? Получи, так сказать, наглядное пособие. Семнадцатилетнюю старушку звали Настей и обращались с ней, как со всеми, то есть, не выделяли особенно и не демонстрировали по отношению к ней какую– то отдельную жалость. Правильно. Жалость убивает даже здорового, а тут…

   Младшие Жаровы тут же утянули куда– то в глубину огромного дома Нохораи. Они сразу же назвали её Угольком и спросили, за что её мама поджарила, неужели настолько плохо себя вела, и девочка несмело улыбнулась в ответ грубоватой шутке. Давно пора. А то я уже боялась не дождаться этой улыбки.

   И вдруг в конце коридора я увидела ужас. Свой вечный кошмар. Ужас держал на руках ребёнка, совсем маленького, не больше года, и вспышкой врезалось в сознание воспоминание – другая планета и совсем другой мужчина и тоже с ребёнком на руках, то же самое лицо, один в один такое же самое, вот только… только…

   Меня шатнуло на стену, в ушах зазвенело и не хватило воздуха для полноценного вдоха. Нет, нет, нет, опять, снова, опять! Вокруг взвилась чудовищная спираль психокинетической силы: я не позволю… не позволю снова… к себе прикоснуться…

   – Энн!– встревожено вскрикнула Ане, хватая меня за руки. – Энн, ты что?

   Она проследила мой взгляд, сразу всё поняла, крикнула:

   – Мэтт, уйдите немедленно! Потом объясню!

   Но куда ей было с её третьим рангом обуздать слетевшую с катушек мощь! Меня трясло, я не могла соображать связно, и исчезновение кошмара из поля зрения ни на что уже повлиять не могло. Внезапно кто– то положил мне на виски горячие ладони. И бешеный ураган сгорел в пламени, так и не сумев вырваться на свободу. Я со всхлипом втянула в себя воздух, задышала мелко и часто.

   – Энн, – голос Ане доносился словно бы сквозь толстую стену. – Открой глаза.

   Я замотала головой: нет. Опять увижу, и опять будет… нет!

   – Не увидишь. Открой.

   Я с трудом разлепила веки. Обнаружила прямо перед собой мальчика, в перчатках из вишнёвого пламени и Ане. Ане дрожащей рукой отёрла с лица испарину. Она– то прекрасно понимала, чего именно избежал сейчас дом Жаровых. Видела на станции Кларенс.

   – Ане, – жалобно сказала я. – Прости…

   – Это ты прости. Я забыла предупредить… Это Мэтт, Мэтуольнеш Шоквенерем, он – алаурахо. Ты не разглядела просто… ошиблась, ну, бывает.

   Алаурахо – родственная ольрам раса. У них общие корни. Когда– то, очень давно, так давно, что даже в Оллирейне с их Службой Исторической Памяти толком не знают когда именно и по какому поводу, предки современных алаурахо покинули материнскую планету и ушли в космос. С тех прошло полтора десятка тысяч лет по метрике Федерации или даже два. Алаурахо не пожелали возвращаться в лоно материнской культуры. Выбор у них был невелик: либо Оллирейн, либо Врамеул, либо Федерация, о Радуарском Альянсе тогда, четыреста лет назад, ещё не слышали. Они выбрали Федерацию, потому что врамены ещё хуже ольров, те хоть теплокровные млекопитающие, а титульная нация Врамеула – инсектоиды. И что они делают с попавшими под их протекторат малыми цивилизациями к ночи лучше не вспоминать.

   Но это не снимало главной проблемы!

   Почему лицо Мэтта Шоквенерема один в один повторяло физиономию Шаттирема Шокквалема?!

   – Что у вас здесь? – спросил Игорь, перешагивая через порог.

   Он отводил машину в гараж, в дом вернулся через сад и основное веселье пропустил.

***

Тишина стояла оглушающая, только из коридора доносилось размеренное так– так громадных механических напольных часов с маятником. Часы были очень старые, они помнили еще самых первых Жаровых. Неплохо сохранились, за ними тщательно и бережно ухаживали. Вообще в доме было немало старых, может быть, уже не очень нужных, вещей, однако ощущения захламленности не возникало. Каждая вещь находилась на своём месте и использовалась по прямому назначению. Например, круглые сундуки– кадушки из тёмного от времени дерева, в них хранили бельё и одежду. Здесь вообще всё было сделано из огнеупорного дерева. Росло на Старой Терре и такое, оказывается. Огневая лиственница, огневая сосна и ещё ряд пород, с непременной характеристикой «огневая». Дерево– пирокинетик, как вам? Оно, конечно, неразумное, и направленно плюнуть огнём не может, но ощутимо прогревает воздух и землю в месте произрастания. Доски из такого дерева обладают огнеупорным свойством и ещё рядом интересных качеств, например, очень хорошо сохраняют тепло. Все дома в Отрадном построены из такого дерева…

   Мне с дочкой отвели комнату на втором этаже, с большим окном, в которое заглядывали макушки молоденьких голубых елей, посаженных несколько лет назад взамен старых, сломанных зимней бурей. Мокрый снег вперемешку с дождём шлёпал в стекло. Весна в середине вечной зимы…

   Я лежала на широкой кровати, без сна, слушала, как сопит под боком уставшая за вечер Нохораи, и перебирала в уме разговор с Мэттом. Говорил он мало, скупыми короткими фразами, но того, что рассказал, хватило с головой. Мы сидели на небольшой тёплой веранде, пили травяной чай, приготовленный Ане, и старший Жаров был с нами тоже. Ане, видно, слышала уже историю Мэтта, а Игорь знал с юности, просто они решили не оставлять меня одну. Кто их осудит? Оба ведь видели, что я с перепугу сотворила на станции Кларенс, и такой судьбы своему дому не желали.

   – Мать моя была алаурахо из семьи Шоквенаурон, – говорил Мэтт. – Семья погибла в конфликте за колонию на Янаурамоне. Это было сорок стандартных лет назад, по метрике Федерации. Янаурамон отбить мы так и не сумели…