Дни чудес - Кит Стюарт

Когда мы вернулись домой, Ханна упросила Элизабет остаться и выпить горячего шоколада. Пока я готовил его, они вдвоем устроились на диване, рассматривая фотографии и видео на модном смартфоне Элизабет. Войдя в комнату, я увидел, что они смотрят клип, который Элизабет сняла на показе моды в Дубае, – блеск, мрамор, красивые женщины и вспышки камер.

– О господи, посмотри на это платье! – воскликнула Ханна.

Мимо камер заскользила модель с пухлыми губами в серебристом обтягивающем платье с блестками. Пока она шла, платье искрилось, как солнечный свет, пробивающийся через водопад.

– Ты выглядела бы в нем потрясающе, – сказала Лиззи.

– Ой, перестань! – Ханна вспыхнула. – Во всяком случае, где бы я его носила? На школьной дискотеке? В местном ночном клубе? В магазине комиксов?

– Приезжай в Дубай, – прозвучал предсказуемый ответ. – Там найдется с десяток мест, куда можно это надеть, – и поверь мне, все просто онемеют.

Когда Лиззи собралась уходить, мы вместе остановились на пороге у открытой двери, чувствуя на себе порыв холодного ветра с улицы. Мы с Ханной не знали толком, как ее проводить. Уверен, все мы думали о том последнем разе, когда она уходила.

– Значит, ты скоро отправишься назад в пустыню? – спросил я.

– На какое-то время, но не знаю насколько. Я подыскиваю что-нибудь новое.

Возможно, свежий воздух как-то повлиял на мой рассудок, но появилось ощущение, что сейчас разворачивается сценарий, который может подтолкнуть нас друг к другу. От этой мысли у меня на миг закружилась голова, словно годы без нее были просто глупыми моментами сомнений. Я был уверен: скажи я правильные слова в правильном порядке – и что-то обязательно произойдет.

Но кое-что меня остановило. Это не был страх или здравый смысл (признаюсь, первое остановило меня раньше, но второе определенно нет). Я не вполне понимал свои чувства, просто на меня вдруг нахлынули недавние воспоминания, всего лишь мимолетное ощущение, но этого оказалось достаточно, чтобы вывести меня из равновесия. Этого было достаточно, чтобы подумать о ком-то еще.

Ханна

Театр возвращается к жизни совсем как разрушенный внеземным суперзлодеем особняк профессора Ксавьера из «Невероятных Людей Икс». Тед организовал группу волонтеров для уборки. Шон с друзьями налаживают электрооборудование или что-то еще. Мы пополнили запасы бара и кафе, а местная пекарня выпекает для нас пирожные на продажу. Очевидно, из муниципального совета ничего не слышно. Они ведь наверняка видели афиши? Они должны быть в курсе того, что мы собираемся проводить совершенно неофициальное мероприятие? Народ немного обеспокоен тем, что спектакль может быть прикрыт чиновниками, отвечающими за гигиену окружающей среды или типа того, но ни один из нас не рассматривает такой сценарий. У меня есть некоторый опыт того, как отфильтровывать пугающие варианты.

Проработав над сценарием несколько дней, Салли набрала актерский состав для пьесы и организовала репетиции в домике скаутов. Не имея бюджета, Камил работал над декорациями, используя обрезки древесины с лесопилки своего зятя и всякую всячину из кладовой реквизита. «Это будет мой шедевр», – говорит он. Вот что я всегда знала о театре: здесь возможны любые чудеса, он не ограничивается правилами, которых должен придерживаться остальной мир. Я всю жизнь просидела в партере, молча наблюдая из полумрака, как устанавливают декорации и репетируют эпизоды. Я видела, какое здесь все хрупкое: стены тюрьмы скреплены скотчем, театральные костюмы сколоты булавками и прищеплены сзади «крокодилами», нервозные актеры под лучами прожекторов кажутся пятнистыми. Но во время представления происходит превращение: очертания вещей выравниваются, пустая сцена становится полем сражения или спальней. Если кто-то придет сюда в день открытых дверей, я хочу, чтобы он понял одну вещь: жизнь всегда стремится ограничить тебя, но здесь ей это не под силу. Мир настолько велик, насколько ты этого хочешь, и он длится, насколько хватает воспоминаний. На сцене происходят вещи, которые не могут произойти больше нигде, потому что на самом деле это не физическое пространство, а то, что возникает между актерами и зрителями.

В последнюю неделю нам удалось совершенно не допускать папу в здание. Мне совестно, что мы прячемся от него, но я говорю себе: узнай он о наших планах, все пойдет насмарку. А этого не должно случиться. Когда он увидит пьесу – если она состоится, – надо, чтобы он знал, что у нас всегда это будет. Этого у нас нельзя отобрать. Даже если я уйду навек, все мы все равно будем здесь. Всегда.

За два дня до представления мне удается добраться до театра пешком. Пятиминутное путешествие занимает у меня час, с уймой остановок, чтобы отдышаться. Сделав это, я испытываю нечто вроде эйфории, но в зрительном зале я нахожу Салли, Джея, Теда, Шона и небольшую группу актеров, стоящих с хмурыми лицами.

– Они забрали осветительную технику, – вздыхает Тед.

– Что? Кто забрал?

– Все оборудование, которое мы брали в долгосрочную аренду, – говорит Салли. – Прокатная компания прознала, что театр закрывается, и они вывезли ее. Беспокоились, что все разворуют.

– Значит, нет прожекторов? – тупо спрашиваю я, поднимаю глаза и вижу пустые софиты, не считая пары старых юпитеров, которые у нас уже много лет. – Но как же мы…

– Вот именно, – говорит Салли. – То есть мы можем играть пьесу с освещенным залом, но на сцене будет довольно темно. Большинство зрителей мало что увидят.

– А нельзя позвонить в какой-нибудь театр поблизости и занять у них?

– У всех идут спектакли. Слишком поздно искать что-то еще.

– А может, зажечь сотню свечей? – спрашивает Джей.

– Мы уже затопили театр, – отвечает Салли. – Думаю, пожар нам совсем не нужен.

Наша оптимистичная болтовня прерывается шумом электродрели, исходящим от сцены. Повернувшись, мы видим Камила, занятого сооружением чего-то вроде большой круглой платформы.

– Он работает с шести утра, – поясняет Шон. – Теперь придется сказать, что никто не сможет разглядеть его великолепное сооружение.

– Будь с нами Маргарет, она рассказала бы об одном похожем случае, происшедшем в шестидесятые в каком-нибудь знаменитом лондонском театре, – задумчиво добавляет Тед. – Она посоветовала бы починить то, что есть, и обойтись этим.

Эта мысль заставляет всех на секунду замолчать. Потом на лице Джея появляется такое выражение, словно он только что постиг смысл жизни.

– Кажется, я кое-что придумал, – говорит он, заглядывая в свой сотовый.

Но никто, кроме меня, его не слышит, потому что Камил снова начинает сверлить. Только Салли озирается по сторонам, заметив, что ее сын идет подпрыгивающей походкой к выходу из театра.

– Куда он пошел? – спрашивает она.

Я пожимаю плечами. Вряд ли в контактах его сотового есть добрый поставщик осветительного оборудования для театра.

Некоторое время мы сидим в передних рядах партера, наблюдая, как работают Камил и его брат. Приходит Джеймс с двумя бумажными пакетами теплых круассанов, которые он вручает нам с видом распорядителя бесплатной столовой для среднего класса. Садясь рядом с Шоном, он без слов протягивает ему отдельный пакет с громадным куском мясного пирога – тот испытывает явное удовольствие.