Во имя справедливости - Джон Катценбах

«Какая нелепая и бессмысленная смерть!» — подумала Андреа. Отец погиб с карандашом в руках. Ей тогда было десять лет.

Она помнила его широкоплечим мужчиной, который постоянно возился с ней, как с мальчишкой, когда она была маленькой, и водил ее на стадион Комиски-парк смотреть, как играют «Чикаго уайт сокс». Отец научил девочку играть в бейсбол и привил ей уважение к физической силе. Жили они как все вокруг — в скромном кирпичном доме. Как и ее старшие братья, Андреа ходила в местную церковно-приходскую школу. Короткоствольный револьвер, который отец брал на работу, впечатлял ее даже меньше, чем его пиджаки и крикливые галстуки. Сохранилась только одна фотография, на которой Андреа с отцом стоят возле снеговика, которого слепили после снегопада. Они обнимали снеговика как лучшего друга. Дело было в начале апреля. Средний Запад пытался сбросить оковы затянувшейся зимы, а она огрызалась внезапными холодами. На голове у снеговика была бейсболка, вместо глаз — камешки, а вместо рук — сухие ветки. Ему повязали на шею шарф и вылепили рот с дурацкой ухмылкой. Это был выдающийся снеговик, совсем как живой. Правда, потом началась оттепель — и за неделю он растаял.

Через год после гибели отца мать Андреа переехала на острова Флорида-Кис. Вообще-то, она намеревалась обосноваться в Майами, где у нее были родственники, но ей предложили работу администратора ресторана на островах, рядом с небольшой гаванью для спортивных рыболовецких судов. Там мать Андреа познакомилась с ее будущим отчимом.

В принципе он был не так уж и плох — не лез к девочке в душу и охотно обучал ее искусству рыбной ловли. Андреа иногда вспоминала его красно-коричневый загар и предвещавшие рак белесые пятна на коже. Ей всегда хотелось их потрогать, но она так на это и не решилась. Отчим до сих пор возил рыбаков-любителей в море на своем четырнадцатиметровом катере «Последний шанс». При этом рыбаки почему-то были уверены в том, что это название имеет отношение к рыбалке, а не к рискованному образу жизни владельца катера.

Мать никогда об этом не заикалась, но Андреа считала, что ее появление на свет у уже немолодых родителей было чистой случайностью. Ведь она была на целых десять лет моложе своих братьев, которые покинули острова, как только это позволили им возраст и образование. Один из них стал юристом в большой корпорации, а у другого был свой, не слишком прибыльный, бизнес в Майами. Он занимался экспортом и импортом. В семье шутили, что он единственный легальный импортер товаров в Майами и, следовательно, скоро умрет от голода. Во время учебы в университете штата Флорида, в Гейнсвилле, Андреа сначала собиралась пойти по стопам одного брата, потом — другого. Поступить на работу в полицию она решила только после того, как ее изнасиловали.

От воспоминаний об этом у девушки все сжималось внутри. Дело было в самом конце семестра, лето было на носу. Андреа не собиралась оставаться на вечеринку, но после экзамена по психопатологии так устала, что ей недостало сил отказаться, когда девушки из общежития стали ее настойчиво приглашать.

На вечеринке грохотала музыка и всем приходилось не говорить, а орать. В старый деревянный дом набилось столько народу, что он трещал по швам. Андреа потихоньку попивала пиво, и скоро ее уже не раздражали ни шум, ни толпа.

Далеко за полночь, когда все девушки из ее общежития куда-то подевались, Андреа, с трудом отбившись от многочисленных парней, предлагавших ей провести остаток ночи вместе, отправилась домой. Она была достаточно пьяна для того, чтобы радостно окунуться в ночь, двигаясь зигзагообразным курсом под звездным небом. При этом она была достаточно трезва, чтобы не заблудиться.

«Как же такую не изнасиловать?!» — вновь с горечью подумала Андреа.

Она ничего не замечала до того самого момента, когда сзади выскочили двое мужчин, схватили ее за руки, набросили на голову куртку и стали молотить ее кулаками. Девушка не успела даже вскрикнуть, не говоря о том, чтобы вырваться и убежать. Это-то и было самым досадным!

В школе Андреа была чемпионкой по бегу на средние дистанции. Если бы ей тогда удалось хоть на секунду вырваться, она убежала бы от насильников, но мужчины навалились сверху и придавили ее своим весом. Сначала ей было очень больно, но потом боль стала стихать. Больше всего девушка боялась, что ее задушат или она сама задохнется. И все-таки она продолжала упорно сопротивляться, пока ее не ударили кулаком в подбородок. Она потеряла сознание и не помнила, что с ней делали, чему была потом несказанно рада.

Очнулась она в больнице, где ей сообщили, что ее изнасиловали, а потом долго и болезненно возились с ее многострадальными половыми органами. Позже она давала показания полицейскому из университета и детективу из города.

— Опишите, пожалуйста, внешность насильников.

— Было темно, я их не видела. Они схватили и крепко держали меня.

— Но как они все-таки выглядели?

— Они были очень сильные и набросили мне на голову куртку.

— Они были белые, чернокожие, латиноамериканцы? Высокого роста, низкого? Коренастые, худые?

— Они придавили меня.

— Они что-нибудь говорили?

— Нет, ничего.

Потом Андреа позвонила домой. Ее мать бессильно зарыдала, а отчим так взъярился, словно злился на нее за то, что с ней произошло. Наконец с девушкой поговорила психолог. Андреа пригляделась к этой женщине, которая выслушала ее, сочувственно кивая, и поняла, что проявлять сочувствие к изнасилованным входит в ее служебные обязанности, точно так же как сотрудники «Диснейуорлда» обязаны дружелюбно и якобы по собственному почину приветствовать всех его посетителей. Девушка вернулась домой и стала ждать, что произойдет дальше, но ничего так и не произошло. Подозреваемых в ее изнасиловании не было, никого так и не арестовали. Ей просто не повезло — пить надо меньше…

Потом у Андреа прошли все синяки и зажили все раны. На память ей остался только маленький белый шрам у правого глаза.

В семье никогда не говорили о том, что с ней случилось. Дома все было без изменений: со второго этажа по-прежнему открывался вид на океан, а вентиляторы по-прежнему лениво гоняли влажный воздух в каждой комнате. Ее мать по-прежнему проверяла готовность лимонных пирогов и моллюсков во фритюре к моменту появления в ресторане туристов и завсегдатаев бара. Отшлифованное годами течение жизни было незыблемым. Андреа снова стала работать на рыболовецком катере отчима так, словно с ней ничего не случилось. Поглядывая на отчима — пристально всматривавшегося сквозь темные очки в зеленые волны океана, она сновала по палубе, поднося рыболовам пиво, хихикая в ответ на их плоские шутки, насаживая наживку на крючки и ожидая схватки с очередной рыбой.

«И все-таки я тогда изменилась». Андреа, сидя за рулем автомобиля, поправила темные очки.

И действительно, девушка начала писать письма матери, изливая все свои обиды и горести на сиреневые листы ароматизированной почтовой бумаги, купленной в ближайшем канцелярском магазине. Бесконечные слова расплывались перед глазами по тонкой бумаге, как ручьи слез. Через некоторое время Андреа перестала писать о том, как ее изнасиловали: рана в душе постепенно затянулась. Теперь она писала о мире в целом, о погоде, о своем будущем и прошлом. Накануне вступительных экзаменов в полицейскую академию девушка написала: «Как жаль, что отца не вернуть!» Разумеется, сама по себе эта фраза была банальной, но Андреа стало легче уже оттого, что она смогла излить на бумагу свои чувства.