Государево дело - Иван Оченков

– Ни хрена, подождут… Блин, что же так фигово-то, ведь не пили вчера… вроде… почти…

– Конечно-конечно, ваше величество! – согласился дьяк с непередаваемой интонацией, сразу заставившей меня насторожиться.

– Нет, ну вроде пивка я разрешил на нашу банду взять… – начал припоминать я обстоятельства вчерашнего вечера. – Кажется, бочку?

– Две, – постным голосом подтвердил Клим. – Потому как одна для вашей царской милости – только губы намочить.

– Да ладно! Я что, так и сказал?

– Ага. Ты же, царь батюшка, на нее верхом сел, да каждому из своих царских ручек изволил поднести, да с каждым и выпил, чтобы ему честь оказать.

– Врешь!

– Хочешь, побожусь?

– Не надо. И что, я со всеми пиво пил?

– Ну зачем со всеми… да еще пиво! Принцу Ульриху ты велел хлебного вина налить и потчевал, пока бедолага под стол не свалился. Потом за фон Гершова взялся. Панин как это увидал, то, не будь дурак, усвистал караулы проверять и тем отбрехался. Михальский тоже поднабрался – будь здоров. Вон спит с саблей в руке. Телохранитель!..

– А ты почему такой свежий?

– Молодешенек ты еще, государь, с нами, стариками, тягаться!

– С кем это «с нами»?

– Ну так, ясное дело, со мной да с батюшкой Мелентием.

– А он где?

– Известно где. Молится за нас, многогрешных! С делегатами что делать будем?

– Переговоры вести, что же еще! Ох, блин, это же надо так намешать…

– Прими, батюшка, похмелись, – протянул мне дьяк полный кубок.

– Господи, помоги, – взмолился я. – Ибо ведаешь, что не пьянства для, а здоровья ради!

Продукция брауншвейгских пивоваров пролилась в мое горло подобно освежающему потоку в сухой степи. Стало немного легче.

– А что, колодец тут есть? – поинтересовался я.

– Как не быть, милостивец!

– Тащите пару ведер воды!

В общем, через несколько минут перед представителями вольных и имперских городов предстал вполне свежий и относительно трезвый монарх. Всего их было четверо. По одному от Гамбурга, Бремена, Любека и Магдебурга.

– Здравствуйте, господа, – изобразил я милостивый кивок. – Чему обязан удовольствию лицезреть вас?

Те в ответ низко поклонились, демонстрируя, таким образом, бездну почтения и океан восхищения моим величеством, после чего вперед выступил низенький крепыш из Гамбурга и с льстивой улыбкой на толстых губах принялся излагать цель своего визита. Говорил он долго, то и дело призывая в свидетели всех святых и время от времени драматически прижимая руки к тому месту, где у обычных людей бывает сердце.

– Ганзейцы? – по-русски спросил я у Рюмина, вычленив для себя главное в этом словесном потоке.

– Они, батюшка.

– Хотят беспошлинной торговли, как в старые времена?

– Истинно так.

– Взамен что предлагают?

– Ничего, милостивец.

– Совсем охренели?!

Ганза, некогда богатейший и могущественнейший торговый союз, медленно, но верно приходила в упадок. Открытие Нового Света и хлынувший оттуда поток драгметаллов, растущий товарооборот левантийской торговли все больше и больше отодвигали Ганзу на периферию. В Англии их сначала лишили привилегий, затем закрыли торговый двор, а потом и вовсе основали свою компанию для торговли на Балтике. Затем их примеру последовали датчане и шведы. На Руси дела немецких негоциантов также шли неважно. Контору в Новгороде окончательно упразднил еще первый русский царь, прозванный за сугубую доброту Грозным.

После того как царем стал я, делегации из Любека и Гамбурга нет-нет да и наведывались в Москву, зондируя почву на предмет восстановления старых связей. Но вот что интересно, те же англичане, выторговывая себе преференции, вели себя относительно честно. Насколько, разумеется, это вообще свойственно их островной нации. То есть в трудные времена мне предлагались займы, поставки вооружений и дипломатическая поддержка. В общем, рассчитывая на прибыль, лайми были готовы вкладываться.

А вот ганзейцы хотели восстановления прежних договоров просто на основании того факта, что таковые были в далеком прошлом. О том же, что Ганза постоянно нарушала эти соглашения, препятствовала торговле вооружением и металлами вообще, а также мешала проезду в Москву иностранных специалистов, наши немецкие друзья простодушно запамятовали и искренне возмущались, когда им об этом напоминали.

– Ваше величество, – продолжал толстяк, – мы были весьма рады узнать, что в варварской Московии воцарился столь мудрый и просвещенный монарх! К сожалению, у нас прежде не было возможности выразить эти чувства вам лично, но теперь просто счастливы и надеемся, что ваше царствование принесет процветание не только Ростоку, но и другим городам Ганзейского союза…

Ну, понятно. Мекленбургские купцы с Россией торгуют, и оборот худо-бедно растет. Не так, конечно, как у шведов, замкнувших на себя большую часть балтийского трафика, но все-таки. Сало, кожа, лен, пенька, хлеб пользуются немалым спросом. Причем мои подданные таки имеют налоговые послабления перед прочими.

– Господа, – перебил я многословного негоцианта, – вы готовы поддержать мои предложения на съезде?

– Видите ли, ваше величество, – замялся тот, – мы слишком зависим от императора Фердинанда и его доброй воли, а потому не можем выступить против него даже в декларации. Однако ваши предложения кажутся нам весьма справедливыми и основательными, а потому мысленно мы с вами…

– Тогда, может быть, вам следует обратиться за льготами к императору?

– Государь! – всплеснул руками делегат. – Вы превратно истолковали наши намерения! Мы готовы оказать услугу вашему царскому величеству, просто мы хотели бы, чтобы эта услуга оставалась тайной.

– И о какого рода услуге идет речь?

– Ваше величество, – выступил вперед представитель Любека – невысокий худощавый мужчина с мелкими чертами лица, – мы готовы выдать вам заем под крайне низкий процент. Полагаю, деньги вам скоро понадобятся.

– О как! И насколько щедра будет ко мне Ганза?

Посланцы несколько раз переглянулись между собой, затем дружно вздохнули и объявили, что готовы щедро отслюнить аж восемьдесят тысяч талеров под двенадцать процентов годовых. И рассчитывают получить за это, ни много ни мало, беспошлинную торговлю в Москве и право на транзит в Персию!

– Клим, ты когда-нибудь видел, чтобы такой маленький пацак был таким меркантильным кю? – изумленно спросил я у Рюмина и краем глаза заметил, как округлились глаза делегата от Любека. – Вы понимаете наш язык? – резко спросил я его.

– Да, государь, – был вынужден признаться тот.

– Как вас зовут?

– Николас Берг, к услугам вашего величества.